Сильно расстроился и… убил

Василий Иванович ни на предварительном следствии, ни в судебном заседании не отрицал своей причастности к их смерти.

«Убить-то я убил… Так ведь… у меня в тот день дачу сожгли, и я в сильном расстройстве был, - объяснял он участникам процесса. – Весь день там прибирался. В 19 часов домой приехал: там они сидят в комнате, бутылка на столе. Давно сидели, под столом уже одна порожняя стояла. Хотел погнать их и договориться, чтоб больше не заходили. «А зачем ты, говорит одна, дверь бросаешь?». Они мне налили. Я выпил. Потом решили еще купить. Я за сумку - нет денег и документов. Просто хотел поговорить по-хорошему… Стали обзывать меня, молодая за плечи схватила. Я тогда им пригрозил, что убью. Они, как овечки, в комнату и на постель попадали. Если б отдали сумку, я б их отпустил. А так… Я их по разу молотком стукнул, молоток с ручки слетел, тогда взял саперную лопатку, стал доделывать… Сколько раз ударил, не помню, бил не прицельно (по данным экспертизы, каждой досталось по 10-12 ударов, приведших к серьезнейшим травмам, вплоть до переломов свода черепа и ушибов головного мозга. – Л. К.). И так я расстроенный был, гляжу, они в крови лежат, пошел до дочери (живет недалеко, отца перевезла поближе к себе, чтобы удобнее было за ним приглядывать. – Л. К.), попросил денег, но ничего ей не сказал. Купил вина бутылку, выпил и спать лег. Почему сразу в милицию не пошел? Я не знал, что сильно их побил… Утром услышал шорохи: молодая встала, пошла в ванную, а потом и старшая. Я вызвал милицию и «скорую». Пока они ехали, молодая уже умерла. А старшую врач отправил в ванную умыться. Я еще ему говорю: «Там вода холодная, но ничего - быстрее отрезвеет». Ее потом в больницу повезли, меня в милицию»…

Не правда ли, очень похоже на театр абсурда?!. Но даже в хаосе есть какой-то смысл. А здесь - никакого. Понятно, что спиртное добавило злости мстителю за пропавшие деньги и сделало почти невозможным сопротивление тех, на кого обрушилась кара за не доказанную никем вину. Они были так пьяны, что даже не попытались бежать, а только закрывались руками… Подтверждение тому отрубленные пальцы.

Защита упирала на то, что обе убитые вели антиобщественный образ жизни, имели приводы в милицию и подвергались административным наказаниям, нарушали покой жильцов дома, в котором до недавнего времени жил Супрунов. Обе нигде не работали. От одиночества Василий Иванович, видимо, ранее привечал одну из них. Во всяком случае соседи видели, как однажды «старшую», весьма нетрезвую, - выгоняла из квартиры отца дочь Супрунова. А вот «молодая» в тот трагический день появилась в квартире впервые, за компанию, так сказать…

У нее осталась сиротой дочь. Мать убитой, выступавшая как потерпевшая на суде, попросила взыскать компенсацию с подсудимого за моральный ущерб в пользу внучки. Теперь она будет воспитывать ее одна. Хотя и раньше эти обязанности практически лежали на ней. Дочь, было, закодировалась и год не пила. Однако за месяц до трагедии тяга к «горькой» победила. Пропадала из дому, иногда недели на две, потом объявлялась, просила прощения. «Но какая бы моя дочь ни была, - заявила на процессе потерпевшая, - убивать за какие-то бумажки он не имел права».

Убийца совершенно не похож на злодея. Небольшой, щупленький, судя по медицинской справке, у него целый «букет» различных хронических заболеваний. Уже сидя в СИЗО, переболел пневмонией. Слышит плохо. Чтобы разобрать, что говорит судья, он перемещался в «клетке» поближе и приставлял руку к уху, а когда речь произносил адвокат, перебирался поближе к нему… Защитник Супрунова предъявил суду удостоверение ветерана труда своего клиента и положительную характеристику от домкома. Соседи, выступавшие свидетелями, в один голос хвалили подсудимого. По их словам, пьяным его никогда не видели. Как переехал четыре месяца назад в их дом, так за это время столько успел добра сделать: и стены на лестничной площадке покрасил, и почтовый ящик починил, только и знал, что по хозяйству хлопотать. Вежливый, уважительный. А эти «две алкашки» (речь идет об убиенных) им жить не давали, пьянствовали на лавочке во дворе, нецензурно бранились, приставали к прохожим с просьбами дать денег. Вот такая расстановка позиций.

Экспертиза психического расстройства у подсудимого не обнаружила. Не находился он и в состоянии аффекта и вполне осознавал свои действия. Учитывая преклонный возраст, многочисленные болезни и явку с повинной, суд определил срок меньше того, что запросил гособвинитель, – 10 лет строгого режима. При возрасте 75 лет (!) срок, надо полагать, пожизненный. Соседи его больше не увидят, если не случится чуда или амнистии. И, думается, только они из этой трагедии извлекут для себя некоторую пользу в виде воцарившегося во дворе спокойствия. Пока не появятся новые его нарушительницы или нарушители. А может, их слава «нехорошего дома» остановит?.. По крайней мере до тех пор, пока эта история не забудется.