"Чистый" кошмар

Кто же поспорит с тем, что жить в чистой квартире, носить заранее приготовленную отутюженную одежду, вкусно питаться – не приятно? В конце концов так уж повелось, что наличие именно этих слагаемых домашнего комфорта всегда отличало хорошую хозяйку от плохой. Но зачастую по поводу, казалось бы, такой мелочи, как порядок в доме, между понимающими и даже любящими друг друга людьми возникают целые баталии, способные превратить и без того нелегкую жизнь в "чистый" кошмар.

Попивая с дочерью в субботу утренний кофеек, они поглядывали в телевизор, где известная актриса – между прочим, красивая утонченная женщина, проводя экскурсию по своему жилищу, почему-то вещала всей стране что-то вроде того, что "унитаз – лицо хозяйки". Тут-то Олеся и приняла это как сигнал к действию и в очередной раз начала доказывать своей взрослой дочери, что уже давно пора учиться быть хозяйкой и помогать хоть в чем-то матери. Уж если такие женщины самостоятельно порядок наводить не гнушаются, то что уж нам, простым смертным...

Может быть, потому, что дочку Олеся растила без мужа, ей всегда хотелось, чтобы та не была ничем обделена и формировалась как всесторонне развитая личность. Девочка была загружена всевозможными кружками и секциями, к тому же не отличалась хорошим здоровьем. Учитывая это, Олеся взваливала на себя абсолютно весь домашний труд, на цыпочках принося и унося подносы с едой своей любимице, цитируя некоторым недоумевающим на сей счет знакомым довольно распространенную в "материнской среде" фразу: "Наработается еще, вся жизнь впереди, пусть хоть в родительском доме понежится".

Между тем дочь росла, и соответственно запросы ее – тоже. Олеся брала все больше подработок на дом и практически выдыхалась, а когда прямо в прихожей натыкалась на вповалку лежащие сумки, обувь, пакеты дочери, а на кухне – горы немытой посуды, ею овладевало отчаяние, но она безмолвно хваталась за швабры и тряпки, чтобы в очередной раз посвятить редкие часы отдыха наведению порядка. Конечно, периодически, потеряв терпение и срываясь на крик, она пыталась разобраться с ней на предмет чистоты в доме. И та как будто чувствовала себя виноватой, но все повторялось заново. А Олесе ничего не оставалось, как поддерживать неустойчивое равновесие в этом вопросе только своими усилиями.

Когда дочь вышла замуж и молодым, еще студентам последнего курса, пришлось жить вместе с ней, они вроде бы изначально договорились о том, что обязанности по дому разделят. Однако в течение последующих не только месяцев, но и лет постоянно ссылались на занятость, и на Олесю был повешен груз вдвое тяжелее – теперь она походкой "нас не догонят" летела с авоськами с работы, чтобы успеть выстирать, выгладить, убрать и приготовить на всех – и так до бесконечности. "А кто им еще поможет, кроме меня?" – уверяла она себя в минуты дикой усталости и снова впрягалась в тысячи дел, втайне, наверное, полагая, что является на редкость заботливой и даже незаменимой матерью.

Прозрение пришло как-то неожиданно для нее самой: подвело здоровье, она оказалась на больничной койке, и образовалось вдруг свободное время для размышлений. К немалому разочарованию, дети навещали ее вовсе не так часто, как это было необходимо, не говоря о том, как того хотелось бы ей. Она вдруг с грустью посмотрела на свою жизнь со стороны: ведь еще вовсе не старая женщина и в кого превратилась? А ведь когда-то у нее было много разных увлечений, интересных знакомых, она умела порадоваться жизни и устроить праздник для близких. А теперь вдруг поймала себя на мысли, что уже давно не то что не может, но даже и не хочет купить себе новую одежду, выйти куда-то или просто беспечно погулять по парку. С содроганием представив, что предстоит ей "перелопатить" по выходе из больницы, она приняла поистине гениальное в своей простоте и весьма смелое для себя решение...

Дочка с мужем поначалу искренне недоумевали, что происходит. Вроде бы приятно было, что Олеся как-то преобразилась, повеселела, куда-то делось ее вечное раздражение. Однако, заставая ее после работы за чтением журналов или болтовней по телефону с подругами, у них появилась безотчетная обида за то, что мать не встречает их с привычными ужинами и само собой разумеющимися благами комфортного проживания, к которым так легко было привыкнуть. Когда окончательно стало ясно, что это не каприз и не демонстрация, они предпочли не вести мирных переговоров, а проявили принципиальность, уйдя на квартиру. Ну а за принципы, как известно, приходится платить, и не только материальными издержками.

После их ухода сердце Олеси дрогнуло: так ли уж она права, не перегнула ли, может быть, надо было терпеливее вести воспитательную работу, а вдруг дочь обидится на нее на всю жизнь, и т.п.? Однажды накануне праздника она все-таки сломалась и, взяв запасной ключ от их квартиры, решила пойти помочь – хотя бы все убрать и приготовить. Каково было ее удивление, когда на месте она увидела чуть ли не идеальную чистоту: возможно, привычка если и не наводить порядок, а хотя бы жить в нем, все-таки сыграла свою роль. Во всяком случае, Олеся ушла оттуда довольной и спокойной.

Как ни странно, отношения между ними после этих перемен не только нормализовались, но и улучшились. Дочь даже призналась ей, что теперь начала жить по-настоящему своей семьей. Иногда, когда действительно очень нужно, Олеся помогает им чем может, они регулярно приходят к ней по выходным на ее знаменитые обеды, с удовольствием общаются и даже секретничают с дочкой по поводу появившегося у Олеси поклонника. А когда Олеся узнала, что дочь ждет ребенка, сразу приняла решение разменивать свою квартиру, чтобы дети не "мотались" по чужим, ей-то самой много не надо. Зато на вопрос дочери, поможет ли она с малышом, настороженно ответила: "Конечно, по мере возможностей".