C нами пепел их сердец

Как сейчас помню свои первые визиты в "Ставрополку". Находилась она тогда на проспекте Сталина (ныне К. Маркса) в здании нынешней федерации бильярдного спорта. Нижний этаж – типография, с вечно распахнутыми на улицу окнами линотипного цеха, около которых вечерами останавливались прохожие, чтобы полюбоваться странной работой умных машин. Их длинные механические хоботы-руки то и дело совершали удивительные манипуляции, сопровождавшиеся грохотом и треском. Тут рождалась "металлическая" газета, которая, пройдя еще массу различных перевоплощений, в конце концов "встречалась" с бумагой, на которую переносились отлитые из свинца и цинка буковки и снимки.

Редакция занимала второй этаж. Длинная веранда – с одной стороны полностью застекленная, с видом во двор типографии, с другой – череда дверей кабинетов. Это были отделы редакции.

Культуры, где восседал В. Марьинский. Тут всегда можно было встретить поэта А. Исакова, очеркистов И. Чумака и Бор. Речина. Изредка появлялся С. Бабаевский, ставший впоследствии лауреатом Сталинской премии за свой роман "Кавалер Золотой Звезды". Нигде и ни у кого больше не приходилось видеть такого микроскопического почерка, как у Бабаевского. "Подвальная" статья умещалась у него на половине обычного листа, а "Кавалера", говорят, он втиснул в обычную школьную 12-страничную тетрадь.

Отделом промышленности руководил К. Корытов, информации – Д. Майданский, сельскохозяйственным – К. Гайдуков. У секретариата - штаба редакции – было два смежных кабинета. В дальнем из них над рукописями сотрудников корпел еще не успевший поменять офицерский китель на гражданский костюм ответсек Л. Попов, а в первой комнате над макетами завтрашней газеты колдовали его замы А. Гурфинкель и К. Накусов.

Тут всегда было многолюдно. Стенографистка Е. Панько, выпускающий Н. Сумароков, художник Е. Каменский, "литрабы" Н. Беднова, Н. Шерейко, П. Дубинин, Л. Махровский, фотокорреспонденты Н. Шевцов, А. Евстигнеев и С. Петросян пытались выяснять какие-то оперативные вопросы. Изредка сюда наведывались замы главного редактора – К. Ковалев или Г. Колонутов, дадут "ценное" указание и опять прячутся в свои кельи. Редактора, а им тогда был Иван Иосифович Юдин, видели здесь редко. Субординация в редакции соблюдалась четко и никакой другой формы власти, как диктатура редактора существовать не могло. Подпись-то под газетой была только редактора, и только он нес ответственность за каждое слово в газете. Получит нагоняй на бюро крайкома партии за какую-либо неточность или промашку – и это уже его дело: спустить все на тормозах, или раздать каждой сестре по серьге.

Иван Иосифович был человеком скрытным. Не зря ходили тогда слухи, что он "подрабатывал" в КГБ. Не в прямом, конечно, смысле. Иностранный гость в край приезжает, к примеру, и отправляется в экскурсию по городам-курортам, сельским районам или в Домбай. Машину ему крайком даст, а за ее рулем никто иной, как... Иван Юдин, которого гостю Ваней представят и – все.

Редактор обязательно был депутатом крайсовета. Письма из избирательного округа, где он баллотировался, всегда были на контроле редакции. Читатели понимали, что от газеты можно ждать реальной помощи и писали, писали... Пришло как-то такое письмо и с одной из утопающих в грязи окраинных улиц Ставрополя. Юдин пригласил к себе первого секретаря райкома, председателя райисполкома и предложил им прокатиться с ним. Облачившись в охотничьи сапоги, редактор повез гостей в их район, остановил машину в центре миргородской лужи, смело вышел из кабины и пошел к стоящим недалеко домам жильцов – авторов письма. Надо было видеть, как скакали в туфельках по грязи местные начальники, едва поспевая за редактором краевой газеты. Дня через три в "Ставрополке" уже была опубликована заметка под рубрикой "Меры приняты". После такого "купания" местные начальники готовы были все вокруг заасфальтировать, не то, что лужи ликвидировать.

Газетные полосы Юдин читал по ночам и правку делал громадным синим карандашом. Посмотришь на такую страницу после его читки - белого света не видно, только синий карандаш. Впрочем, это по тем временам было в порядке вещей. Ведь в редакцию вернулись вчерашние военные, полколлектива в гимнастерках работало. Когда первый раз на планерку явился только принятый заместителем ответсекретаря А. Гурфинкель, то Иван Иосифович тут же вызвал в кабинет директора издательства В. Мокротоварова (оно тогда входило в систему редакции, как одно из ее подразделений) и попросил выдать новому сотруднику "под отчет", чтобы тот мог купить себе брюки без дыр на коленках.

Журналистского опыта большинству редакции не то, что не хватало, его просто не было. А вот воинской хватки было не занимать. На стадион "Динамо" на митинг в честь визита в край Н, Хрущева без специального пропуска было не попасть. Но фотокорреспонденту С. Петросяну такой бумажки было явно недостаточно, чтобы сделать снимок первого секретаря ЦК КПСС. Что же это будет за кадр с восточной трибуны? Одна мелкота. Сурен Мартиросович позаимствовал пионерский галстук у одного из пришедших приветствовать высокого гостя мальчугана, быстро повязал его себе на шею, схватил двух пацанов за руки и на трибуну. Милиционеры у входа приняли-таки его за пионервожатого. 1/250 доли секунды хватило мастеру, чтобы сделать один крупный кадр и его тут же спустили вниз мощные руки охранников. Но улыбчивое лицо Никиты Сергеевича на следующее утро разлеглось на половину первой полосы газеты.

Фотокорреспонденту газеты по Кавминводам Н. Резниченко повезло меньше. Заметив на Пятигорском ипподроме Семена Михайловича Буденного, он стремглав кинулся запечатлеть народного комдива. Тот как раз вскочил в седло подведенного к нему красавца-коня. Только снял крышку с объектива, как услыхал:

– Где ты, дурак, видел Буденного в чесучовом костюме на лошади.

Николай потом с улыбкой всем рассказывал. что его сам Буденный дураком назвал.

Газету в те первые послевоенные годы делали до утра. На специальной радиоволне диктор из Москвы как школьный диктант читал тассовские сообщения, а стенографистки их записывали, потом расшифровывали. ТАСС на полосах занимал достаточное место: ведь зарубежная информация и союзные сообщения были обязательными компонентами газеты. Собственные корреспонденты у редакции были почти в каждом районе, их число доходило до 20-ти человек. Они тоже с утра до вечера диктовали стенографисткам свои информации. Но все равно со слова "вчера" редко начиналась какая-либо заметка. Ведь до того, как попасть на страницу ее еще читал цензор: а вдруг тайну раскроет газета? Власть цензора была безграничной до дурости: назвали ставропольские мальчишки свою уличную команду "Зенитом" - запретил публиковать, т. к. не было такого общества у нас в стране нигде, кроме Ленинграда.

Однако сиденье до утра в какой-то степени компенсировалось. Работники секретариата и дежурной бригады обязательно получали бесплатный ужин. Это был, как правило, стакан чая и бутерброд с колбасой или красной икрой. Кстати, последняя не была тогда такой уж недоступной. В каждом продуктовом магазине на прилавках стояли тазики с икрой: купить ее не было накладно ни для кого. Еще одной "шабашкой" дежурного было написание информации "Сегодня в номере", за которую платили по пять рублей. Кому нужен был этот "путеводитель" по четырем страницам – до сих пор непонятно.

Бывшие фронтовики, грудь которых украшали многие ряды орденских планок, наверстывали потерянные для них юношеские годы. То фотокорреспонденту в футляр вместо аппарата замок положат и обязательно едущего с ним пишущего журналиста предупредят о подлоге. Леша Евстигнеев людей выстроит, пять раз с места на место переставит, еще раз попросит повернуться лицом к свету, а потом открывает футляр. Говорят, было смешно... То Коля Шевцов, еще один фотокор, на спор съест головку голландского сыра или 20 пироженых. И хоть ему потом и будет дурно, пари выиграет. Каждому новичку редакции обязательно подсунут письмо – подлинный отрывок из Н. Гоголя, а потом хохочут все над тем, как тот некорректно с классиком обошелся. Тут уж обязательно надо было ждать ответного шага. Иногда это было приглашение на открытие какого-то памятника где-то у черта на куличках. Событие это, как правило, происходило в самую непогоду. Протопает "злодей" по грязи километров пять, а там и близко ничего подобного нет, о памятнике никто ничего не знает.

Жаль, что нынче в газетах, в том числе и в "Ставрополке", забыта традиция редакционных четвергов. Это когда в гости к журналистам приходили знатные люди, в основном артисты, как правило, заезжие. Сколько интересного в задушевных беседах рассказали в нашей гостиной М. Жаров, А. Ларионова, А. Рыбников, А. Райкин, В. Балыбердин, А. Миронов, Л. Яшин, Д. Марьянович... Всех не перечтешь. А один раз ведущий "Четверга", представляя гостей, договорился до того, что сказал: " Сегодня в этом зале выступает коллектив известного цыганского театра "Ромен Роллан".

Смотришь на стенды редакционного музея и эпизод всплывает за эпизодом, в каждом лице – частица истории газеты. И за каждым сотрудником – многотрудный журналистский путь, с удачами и ошибками, с судьбой-баловнем и судьбой-трагедией. В газете, собственно говоря, все так же, как и у всех, только гораздо интереснее и труднее. Потому и нет уже тех, о ком я сегодня рассказал. Одни "сгорели" на посту, других "добили" на бюро крайкома, третьих – забрала в "свои" издания Москва, но и там жизнь журналистская оказалась не слаще. Потом кабинеты заполнили другие люди и уже в другом здании – Н. Чанов, Н. Баладжанц, И. Хворостина, А. Щекин, В. Чечулин, М. Колесников, П. Фокин, А. Куликов, Ю. Рудометкин, А. Коротин, О. Даусон... Сегодня и их уже нет с нами - сожгла газета. Но в биографии 85-летней "Ставрополки" след каждого из них остался навсегда.