06:00, 19 июля 2002 года

Казачья такой называлась всегда

Казачья улица в краевом центре до наших дней донесла свое первичное название. Когда-то она, а еще и Хоперская (часть современной улицы Геннадия Голенева к северу от проспекта Карла Маркса) являлись главными в станице Ставропольской. Кстати, станица не входила в состав города, возникшего из слободки при крепости: считалась самостоятельным населенным пунктом с центром на площади Казанской, занятой сегодня Нижним рынком. "Более того, – писал краевед В. Гниловской, – она отделялась от городских построек плетневым забором, сохранившимся до переселения казаков в 1827 году" в станицы Баталпашинскую (ныне город Черкесск), Суворовскую (прежде Карантинная) и Барсуковскую.

...Проходя по Казачьей, я не обнаружила на ней строений, подобных деревенских хатам, какие еще встречаются на окраинах Города Креста. Похоже, после отбытия хоперцев улицу заселяли состоятельные люди. Возводили каменные, кирпичные или обшитые досками, в основном небольшие, но симпатичные особняки.

С некоторых пор коренной реконструкции подвергся лишь один ее отрезок – от проспекта Карла Маркса до улицы Максима Горького. Прежде он выглядел совсем иначе, чем теперь. На нем не было площади с торговыми палатками, столами, ларьками, стоянками автомашин. Площадь образовалась в результате сноса жилых построек, магазинов, почтового отделения, сберкассы и других объектов – от "Пассажа" до улицы Казачьей. Раньше противоположные углы восточной (уже не существующей) половины бывшего квартала между упомянутым проспектом, улицами Геннадия Голенева, Шаумяна и Казачьей венчали жилые дома. Их усадьбы соединял высокий каменный забор. В центре ограждения выделялся побеленный известью участок, служивший стеной керосиновой лавки. За ее широкой дверью прямо на утрамбованной земле, пропитанной горючей жидкостью, виднелись металлические бочки. Керосинщик в черном фартуке перекачивал их содержимое насосом в бак, откуда мерным черпаком наливал его в бидоны, ведра и прочие емкости покупателей. Потом отпуск этого товара в открытую и стеклянную посуду запретили.

Дальше по тому же порядку пространство между улицами Шаумяна и Горького (ранее Поспеловская) занимал базар, с юга ограниченный толстенным мясным рядом, с севера – длинным сооружением с несколькими магазинами под общей крышей. От Казачьей его отделял чисто символический забор из каменных столбов и деревянных реек. Входом и въездом в рынок служили ворота и калитка из высокого штакетника, запиравшиеся на ночь на висячий замок.

Впервые я побывала на Казачьей, когда мне было лет пять. Запомнился тихий летний день. Солнце клонилось к закату. Мама с женой папиного брата тетей Нюсей по зеленой улице подвели меня за руки к продолговатому кирпичному дому с парадной дверью на срезе угла. В просторном помещении нас приветливо встретили незнакомые мне люди. Они ласково общались со мной, почему-то называли себя сестрами и братьями. О чем шла речь на их собрании, я, разумеется, не помню. Да и вряд ли я тогда что-то из их разговора понимала. Осталось, однако, в сознании: папа после нашего возвращения домой выразил недовольство тем, что мама не только сама поддалась на уговоры родственницы пойти в молитвенный дом баптистов, так еще и меня потащила с собой.

Вскоре это заведение закрыли. Его руководителя, родного брата моего отца, Николая Матвеевича Коваленко за религиозные убеждения суд приговорил к десяти годам лишения свободы, после чего он угодил в ГУЛАГ, откуда не вернулся.

Бывшее здание баптистов на северо-восточном углу улиц Кирова и Казачьей занял мануфактурный магазин.

– От него не стало нам покоя, – сетовала хозяйка дома N9 А. Демьяха. – Очереди за тканями собирались ужасные. Люди занимали их чуть ли не с полночи. Бывало, в поисках затиши облепят стены нашего дома, аж побелку оботрут. А как галдели во время пересчета! Просто не давали спать. Так продолжалось до войны.

Александра Григорьевна пригласила меня зайти к ней. Перешагнув порог калитки, я оказалась в тесном дворике, местами устланном плитами пористого ракушечника. В центре его торчал весьма низенький каменный колодец округлой формы, накрытый целлофаном. Сделано это было для того, чтобы в него не могли попасть куры, собака или кошки.

– Здесь я родилась в тридцатом году, вышла замуж, родила троих детей, – пояснила моя собеседница. – Теперь живу одна. Меня часто навещают дети, внуки.

При мне шестнадцатилетний отрок принес ей вареников и пояснил, в каком из пакетов – с творогом, в каком – с картошкой. Заодно наладил телевизор.

От ее небольших, уютных, как мне показалось, несколько сумрачных из-за близости деревьев, комнат отдавало стариной, покоем. И мы снова вернулись к временам давно минувшим, к тем, например, когда еще на всей улице не было ни одной водопроводной колонки.

Ближайшим пунктом продажи питьевой воды была каменная будка у армянской церкви (теперь здание администрации Октябрьского района). Оттуда в ведрах, в цыбарках на коромыслах, в чайниках носили драгоценную влагу. Если эта будка по какой-то причине бездействовала, отправлялись к другой, на улицу Фрунзе, к двенадцатой школе. Когда же и там постигала неудача, подавались аж на Красную (сейчас проспект Карла Маркса), где на бульваре напротив магазина горпо (ныне "Детский мир") стояла еще одна такая же вожделенная постройка.

Я обратила также внимание на самый, пожалуй, непривлекательный, приземистый, похожий на барак с пятнадцатью окнами по фасаду дом N4. Он занимает почти весь промежуток между улицами Кирова и Таманской. У входа в его двор встретила 82-летнюю А. Каприилову (по мужу – Кулакову), бывшую работницу типографии "Ставропольской правды". Она родилась и до сих проживает в одной из квартир этого дома. В типографию она пришла еще до войны молоденькой девушкой. Была курьером, работала в печатном цехе... До вступления немцев в город ездила рыть противотанковые рвы в степи. После изгнания оккупантов восстанавливала родное предприятие.

– Электроэнергии не было, а газету надо выпускать, – вспоминает Анна Карапетовна. – Мы по очереди по десять минут крутили маховик...

От нее же я узнала, что постройка, в которой она обитает, раньше была деревянной, а потом ее обложили силикатным кирпичом. В свое время в ней был публичный дом с тремя парадными входами с улицы. Содержала его Татьяна Трофимовна. Ее фамилии собеседница не помнит. После того как дом отошел в ЖКТ, бывшей хозяйке с дочерью Валей выделили в нем квартиру. Парадные двери заложили. В комнатах, где не оказалось отопительных печей, жильцы установили чугунки...

Тамара КОВАЛЕНКО
«Казачья такой называлась всегда»
Газета «Ставропольская правда»
19 июля 2002 года