Обыкновенное чудо

Оно происходит тихо и незаметно. Рак лечится: 60 детей из сотни заболевших в Ставропольском крае избавляются от белокровия!

На днях человек в тяжелом костюме глубоководника брел по улицам Лондона. Это был акт отчаяния: задавленный смертельным недугом, он взвалил на себя 60 килограммов железа, чтобы призвать к помощи сограждан – собрать деньги на лечение детей, страдающих, так же как и он, от рака крови. Ему удалось. За считанные дни в фонд больных лейкемией детей было собрано около 100 тысяч фунтов стерлингов.

Так совпало, что одновременно с английской акцией, о которой рассказывали все мировые СМИ, в Ставрополе проходило мероприятие совершенно иного уровня, но с той же целью – снижение смертности детей от онкологических заболеваний. Впервые в крае состоялась выездная школа-семинар по детской онкологии/гематологии. В Ставрополь приехал главный детский гематолог России, директор НИИ детской гематологии, профессор, академик РАЕН А. Румянцев.

Школа-семинар – лишь часть широкомасштабной программы борьбы с лейкемией, которая уже второй год действует на территории Ставропольского края. Как родилась и действует эта программа, рассказывает Т. Грядская – главный детский гематолог министерства здравоохранения края, заведующая детской онкологией и гематологией ДККБ.

– Татьяна Владимировна, я вспоминаю, что несколько лет назад по каналам российского телевидения прошел сюжет о том, что для отделения детской гематологии и онкологии в Ростове-на-Дону, где, кстати, как и у нас, 30 коек, ростовский губернатор нашел возможность дать несколько миллионов. Тогда рассказывали про чудеса выздоровления детей, больных раком крови. Что имеем сегодня мы в нашем крае?

– Мы имеем программу "Детская онкология/гематология на 2002-2003 годы", утвержденную губернатором А. Черногоровым, и на лечение детей нашего отделения – четыре миллиона на каждый год – с 2000 до 2003-го.

Было время, когда в России рак крови лечили только в крупных медицинских центрах, в мегаполисах. Сейчас теми же проблемами мы занимаемся и в центрах среднего масштаба.

Каждый регион решал задачу по-своему. Было создано такое общество "КЭР (помощь) – Германия", которое занималось организацией подобных центров в России. Мы не попали в их число, поскольку выбор падал только на города, население которых превышало миллион, - Волгоград, Ростов-на-Дону, Нижний Новгород, Новосибирск, Санкт-Петербург. Нам надо было доказать здесь, на месте, что необходима своя целевая программа.

Недавно я отчитывалась на коллегии, где говорилось об эпидемии туберкулеза. Действительно – проблема. Сотни, тысячи больных, для которых разработана программа, подобная нашей. На этом фоне моя цифра – до ста заболевших в год – могла бы вызвать вопросы. Много это или мало, если каждый ребенок требует лечения, которое обернется в громадную сумму… Мне приходилось слышать страшную вещь: "Но если так дорого и неясен исход, не проще ли родить другого ребенка?". Мы живем во времена кризисов и переломов, когда самое главное – выжить, это и притупляет проблему гуманности. Мы настолько устали, что порой ни до чего нет дела. В такой ситуации очень важно быть услышанным…

– Дети рождаются, чтобы жить. Что можно сказать о результатах лечения детей, больных лейкемией?

– Сегодня мы вынуждены говорить о фармэкономике. Проще говоря, считать, сколько стоит убежать от смерти. "Стоимость" каждого нашего ребенка очень высока. Курс лечения длится два года, потом три года наблюдаем, итого получается пять лет. Всем детям дается равный шанс на выздоровление. Им не надо никуда уезжать на лечение. У нас есть многое из того, что необходимо.

А цифры такие: 65 из сотни заболевших не возвращаются в наше отделение никогда. До среднеевропейского уровня, когда восемь из 10 заболевших избавляются от лейкемии, далековато. И если сравнивать со столичными показателями, отстаем на 10-15 процентов. Но это те случаи, когда детей спасает только трансплантация.

Впервые за существование ставропольской медицины мы закупили очень дорогое лекарство – так называемый "VIII фактор" – для детей больных гемофилией. Стоимость флакона до 200 долларов, в среднем больному нужно два – три флакона в месяц. Пока есть такое лекарство, ребенок будет жить так же, как другие дети.

Сейчас на первый план вышли проблемы другого уровня: малыша надо "вытащить" морально, чтобы он мог найти силы бороться в течение многих лет.

У нас в отделении лечатся дети с различными онкозаболеваниями, причем иногда необходимы хирургические вмешательства. Сейчас в отделении мальчик – высокий, красивый. Ему пришлось пережить ампутацию. Родители, то есть взрослые, считают, что это – трагедия. Дети же с их психологией так не считают. Любое состояние для них - жизнь.

Кстати, у них свой специфический язык: не уколы, а "удары", если капельница, то только "вертолетик", химиотерапия – "химия". Дети заботятся о своих близких, стараются не показать боли, чтобы маму не расстраивать. Я была в Америке, где общество воспринимает трагедию с желанием помочь. Почему у нас – с ужасом?

К нам совсем недавно поступила обреченная девочка – рак кости. Родители развелись – у каждого своя семья. Сначала суета, обиды, страх. Потом все родные собрались около нее – отец, мать, даже ребенок от второго брака одного из родителей, дедушки, бабушки. Они подходили один за другим. Горе объединяет. Болезнь ребенка так потрясла всех, что они в своих воспоминаниях, в разговоре о случившемся пришли к выводу, что смертельный недуг девочки - результат нарушений в их семье. Каждый знал, в чем виноват…

– Ваши маленькие пациенты – только ставропольцы?

– Не только. Со всего Северного Кавказа. Много детей из Дагестана, из Чечни, правда, и в больнице они живут по своим обычаям: в случае развода у многих народов Кавказа дети остаются с мужчинами. Так и появились у нас ухаживающие отцы. Не так давно лечился чеченский мальчик, которого мама, в силу традиций, не могла видеть. Она общалась с ним по телефону, ребенок был с отцом. Другой показательный случай. Мужчина привез 15-летнюю девочку в тяжелейшем состоянии, но так и не смог рассказать, чем она раньше болела, как росла, потому что он – двоюродный брат ее матери. Ухаживал за ней, дисциплинированно выполнял все назначенные процедуры.

– Однако многое зависит не только от профессионализма врачей, но и от оборудования. Какое приобретение вы считаете самым крупным и ценным?

– В 2001 году приобретен лапароскоп. В России всего шесть лапароскопических центров. В мире давно уже "не режут". Имея такое оборудование, можно сделать операцию через маленькие отверстия. За ходом действа следят по экрану монитора. Особенно важно это для онкобольных, чтобы безболезненно взять кусочек ткани для исследования. Болезнь и сама по себе – стресс для организма, а тут еще – скальпель, операция. И потом, лапароскоп приобретен не только для онкобольных, но для всех детей, которые приезжают со своей бедой в ДККБ.

Программа по детской онкологии предусматривает все в комплексе. Это не только медикаменты и оборудование. Очень важно, что мы имеем возможность повышать свой интеллектуальный потенциал, расширять знания, перенимать опыт. Многие наши доктора и даже средний медперсонал обучаются в лучших медицинских центрах России.

– Недавно в Ставрополе закончила свою работу выездная школа по детской онкогематологии. Как вы оцениваете результаты этого этапа Программы?

– Хочу подчеркнуть, что эта южнороссийская школа впервые на Ставрополье. Приехали врачи и ученые высокого уровня, слушатели из разных городов и районов Северного Кавказа. Знания никогда не бывают лишними. Лечение онкобольных детей – это пересечение многих специальностей: педиатра, хирурга, гистолога, онколога. Поэтому семинар представлял интерес для широкого круга специалистов.

Общество должно быть готово к тому, что заболевания не надо бояться, его надо лечить и считать, сколько это будет стоить. У академика Румянцева достаточно много дел, но он приехал к нам. Он увидел, как мы живем, что делаем, на что способны. А положительная оценка нашей работы – это потенциальное привлечение средств на лечение детей, а следовательно – появится больше возможностей для спасения их жизни.

У Татьяны Грядской много планов. Она думает о реабилитации выздоравливающих детей и намерена обратиться к главному гематологу России с предложением о дальнейшем восстановлении их здоровья на Кавказских Минеральных Водах. Тем более что академик Румянцев предложил сделать ставропольское отделение детской онкогематологии южнороссийским центром, где смогут получать помощь дети из Осетии, Чечни, Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии. Это нашло поддержку у представителей этих регионов.