Комбриг

Третьего августа прочел в "Ставропольской правде" очерк о командире 3-й Кубанской кавбригады Иване Кочубее. И вспомнились годы поиска, встреч, когда работал над повестью "Быль о Кочубее". Искренне благодарен журналистам за содержательную, а главное - правдивую статью. Именно таким он и был, легендарный комбриг.

Яркую оценку личности будущего командира дает эпизод о создании Кочубеем первого отряда. В литературе об этом сведений нет. Архивных данных также нет. Из пятерых участников в живых остался лишь один – казак станицы Александро-Невской Алексей Шакун. Вот что он рассказал.

Февраль 1918 года. Под Ростовом шли бои с офицерскими батальонами генерала Корнилова. Грозные события начинались в России. Но об этом мало кто знал в кубанской станице Александро-Невской.

Глубокая ночь. В хате Кочубеев собрались закадычные дружки, которые в армии еще не служили. Антон Кочубей, Алексей Шакун, Петр Чикильдин и Яков Остроухов. Горит лампа, идет вялая игра "под спички". В соседней комнате слышен негромкий разговор пожилых казаков.

– А где брат? – спросил Чикильдин. – Хоть бы о войне рассказал.

– Не знаю, – ответил Антон, – куда-то поехал.

Вдруг кто-то рванул дверь. И в облаке морозного воздуха, на пороге – статная фигура в полушубке и косматой папахе.

– Здорово ж, хлопцы! Опять карты? – Иван Кочубей растирает замерзшее ухо, улыбается. Поставил в угол карабин, отстегнул шашку.

Игра прекратилась, пошел разговор о турках, с которыми воевал Иван и заслужил три креста. А затем ребята заинтересовались маузером.

– Вань, а что за пистоль, мы не бачили.

– Зовется "маузер", – Иван вынул обойму и протянул маузер ребятам. Оглянувшись на дверь, тихо прошептал:

– На Цибулином кургане я целый ящик таких спрятл.

– Да ты шо? – ахнули те. – Вот бы достать.

– Коней потихоньку в бричку запрягайте.

Рысцой бегут кони, постукивают колеса на подмерзшей дороге. Остались позади редкие огни станицы. Неожиданно Иван натянул вожжи.

– Ну, хлопцы, поехали налево, – приказал Кочубей.

– Но курган справа, – удивленно сказал Шакун.

Иван оглядел лица молодых казаков.

– Все я, хлопцы, соврал. – Кочубей смотрел серьезно. – Ничего я не прятал. А вот зачем я вас привез – расскажу.

И он рассказал о революции, о том, что начинается война между богатыми и простым народом.

– Так за кого вы, хлопцы, будете?

– А ты, Вань, за кого? – спросил Антон брата.

– Я за простой народ пойду биться.

– Куда Иван, туда и я, – сказал Антон и стал рядом.

Иван обнял его.

– А мы як же? – удивленно сказал Яша. – Мы все.

Напряжение спало. Молодые казаки шутили, они уже видели себя на конях, бойцами. И вдруг негромкий голос Чикильдина остановил веселье:

– Вань, нас же побьют, и оружие только у тебе.

Голос Ивана резок и четок.

– Слухайте меня. Все будет хорошо.

Кочубей рассказал, что он был на станции. Выяснил, что ночью прибудет эшелон, идущий на Екатеринодар. Солдаты, офицеры бывшей царской армии бросили фронт.

– Домой все с оружием едут. Ясно? Вот и будет у нас оружие.

Иван быстро распределял.

– Тебе, Петр, наган, – передал Иван. – Как станет состав, лезь на паровоз и целься в машиниста. Тронет – стреляй. Антон и Яша - карабин один, ходите еще быстро по перрону. Ну а тебе, Леша, - гранату.

– А як с ней? – испуганно тот принял бутылочную гранату.

– Держи – и все. При мне будешь.

Потекли минуты ожидания. Чтобы согреться, заходили в вокзал, где лежали на узлах, ожидая поезда, люди. А вот и эшелон. Показались огни паровоза. Зашипел пар, и облепленный людьми состав остановился, лязгнув буферами.

Иван стремительно вскочил на подножку, с трудом открыл замерзшую дверь. На полках, на полу, в проходе, в шинелях, в полушубках - везде солдаты. Кругом сундучки, мешки, трофейные ранцы. Жарко от распаренных грязных тел.

– Казак, – спросил кто-то, посмотрев в разбитое окно, – станция какая?

– В чем дело, казак? – спрыгнул с полки гладко выбритый военный, в наброшенном на широкие плечи френче без погон.

– Эшелон окружен, – голос резок, звенит в наступившей мгновенно тишине. – На холмах пулеметы. Я – командир красного отряда Кочубей, - оглядев нахмуренные злые лица, негромко добавил: – Кто хочет в отряд, выходи с оружием на перрон, кто не хочет – бросай оружие в окна.

Из-под мундира блеснул ствол нагана. Громом ударил маузер. Бритый зажал кисть, по пальцам текли струйки крови.

– Не дело, ваше благородие, – Кочубей поднял наган. – Ну, кто еще? – яростно двинул папаху Кочубей.

Солдат молча достал карабин с полки и бросил в окно. По перрону бежал Антон, выискивая брата. Кочубей прошел уже полсостава.

– Вань, сичас пойдет эшелон! – кричал он брату. – Хотят трогать. Сигай!

Ушел состав. Растаяли в метели последние огни фонарей. А здесь, на холодном ветру, стоит негустая цепь с винтовками в руках. На линейку навалили гору винтовок, три десятка наганов, два ящика патронов. Кочубей шел вдоль строя. Радостью светились глаза. Распахнут полушубок, за ремнем – маузер. А губы радостно шепчут:

– Добре, добре, хлопцы.

Вот они, его первые бойцы. Солдаты, несколько рабочих, эти не в форме, несколько матросов, подняв воротники бушлатов, стоят "вольно" и несколько казаков. Это свои, кубанцы.

– Хлопцы! Будем биться за Советскую власть!

Несколько десятков бойцов зашагали в гору.

А наутро у станичного правления шумит сход. Подошел отряд во главе с Федором Михайловым. Остановились в стороне. Толпа удивленно смотрит на вооруженных. Иван снял папаху и поклонился казакам. Зашумели те довольные.

– Молодец! Чтит обычай.

А Кочубей оглядел казаков и, улыбнувшись, сказал:

– Станичники мои, я к вам обращаюсь за подмогой.

Но чем зажигательней говорил Кочубей, тем больше хмурились казаки.

– Ваши клинки, – закончил Кочубей, – нужны биться за свободу. Кто хочет за Советскую власть – выходи поперед.

Вышли человек двадцать молодых и фронтовиков. Широкоплечий, с седеющей бородой казак остановил сына:

– А ну марш до дому! Я тебе помогу, – и повернулся к Кочубею. - Мы тебя слухали, послухай и ты. Какая нам свобода? Земля? И у мене ее вдоволь. Не нужны воны казакам – белы, красны. Нехай сами разберутся. Прав я, казаки?

Те одобрительно зашумели.

– Ладно! – крикнул Кочубей, сбежал с крыльца и выхватил шашку.

Шарахнулись те, кто ближе стоял. А Кочубей провел черту и глухо, сквозь зубы процедил:

– Решайте, кто за народ, по лево стать, кто против, – обвел он взглядом, – по праву.

Оглядел кучку молодежи, похвалил:

– Добре, хлопцы.

Круто повернулся и яростно зазвенел его голос:

– А вы рубать будете простых людей! А ну, Федя, этих, что справа, в балочку и всем головы порубать!

Ахнув, толпа метнулась влево. Да какой-то старичок топтался посредине, не понимая, что нужно делать. Посмотрел на него Кочубей, улыбнулся, снял папаху, вытер мокрый лоб. Вокруг смеялись. Понемногу толпа стала редеть, казаки расходились. Подъехал Михайлов. Кочубей устало сказал:

– Подъем на рассвете.

– Придут? – сказал тот.

– Не, – покачал головой Кочубей, – многие сбегут.

Давно спит семейство Кочубеев. На лавках – груды карабинов. Иван в шароварах меряет тесную комнату.

– Значит, всих станичников хотев в капусту, – негромко говорит отец, рассматривая наборную ручку кинжала.

– Нет, батя, – устало проговорил Иван. – Безоружны – не стал бы.

– Ты смотри, сынок, супротив казачества идешь.

– Значит, я плохой казак? А кто в станице три креста получив?

– только ты.

Иван сорвал со стены клинок.

– Це шашка нашего деда. Я честь казачью берегу. Прости меня, батя, что я тебя одного с малыми детьми оставляю, – дрогнул у него голос.

Обнял сына отец и отвернулся. Смахнул слезу непрошеную.

– Может, мобилизацию подождешь? Побьют, Ваня, твоих малых диток, братишек да сестренок.

Потом отец помолился.

Вышел Иван во двор и молча стоял, опершись на плетень. Над ним далекие яркие звезды усыпали ночное небо. Тоской сжалось сердце, как будто чувствовал, что больше никогда не увидит ни отца, ни вот этого плетня, который сам плел, и не будет этой необъятной, спокойной тишины родной станицы.

* * *

На стол командарма Добровольческой армии легла телеграмма из г. Святой Крест: "Военно-полевым судом командарма 3-й Кав. бригады 11-й армии Иван Антонович Кочубей, рождения 1893 года, уроженец станицы Александро-Невской, приговорен к смертной казни через повешение. Приговор приведен в исполнение 22 марта в 6 часов вечера". Последними словами были: "Товарищи! Бейтесь за Ленина, за советскую власть!".