Такова правда жизни
На Рождество по телевизору в который раз, но все равно не без удовольствия, наблюдая проделки гоголевских персонажей, неожиданно про себя отметила, что почему-то из всех его героинь именно эта чертовка и стерва Солоха складывала своих поклонников буквально штабелями. А тем не менее у каждого в окружении найдется хоть одна-две добрые, хорошие и милые женщины, о ком даже недоброжелатель скажет: ну просто ангел во плоти, но которых по жизни почему-то упорно не любят мужчины.
Наверное, такова она, правда жизни: чтобы достаточно долго быть для мужчины сексуально привлекательной, интересной, хоть без какой-то доли стервозности все-таки не обойтись.
...Дружба их возникла чуть ли не по Шекспиру: она ее за муки полюбила, а та ее за состраданье к ним. Ольга – существо изначально доброе, что еще больше подчеркивает ее расплывчато-круглая внешность с вечно несползающей улыбкой, а Римма – с поджатыми губами и печатью великой жертвы на челе. Когда-то сойдясь по чисто бытовому вопросу, они неожиданно вылили друг другу все свои печали, и с тех пор периодически возвращались к ним, как правило, по одной схеме: Ольга, подпирая рукой свою пухлую щеку, бесконечно сочувствовала несчастной жертвеннице Римме, а та безрезультатно поругивала ее за полную бесхребетность.
Действительно, ничего плохого про Ольгу сказать просто нельзя, никому в жизни она не причинила зла, ее большое безалаберное семейство привыкло, что хозяйка принимает все безропотно, и оно бесстыдно этим пользуется. Да, она милая и уютная, то есть обладает почти всеми замечательными женскими качествами – почти... Тем более никому не понятно, чего же, спрашивается, тогда не хватает ее красавцу мужу, который, в общем-то, никогда особо и не скрывал своих постоянных похождений. Ведь, казалось бы, именно на таких женщинах всегда и стремятся жениться мужчины.
Как ни странно, но сама Ольга по большому счету жертвой себя не считает, свою женскую роль определив давно: "Понимаешь, Римма, - показывая свои фотографии в молодости, печально вздыхает она, - сама видишь, в такую, как я, невозможно влюбиться до потери пульса, я вообще-то и никогда не притягивала к себе мужчин – малого того, от меня уходили мои немногочисленные поклонники, причем иногда к первой попавшейся "короткой юбке". А если и возвращались, то просто как к другу, как к "родине" – поплакаться в жилетку, в том числе и на своих стерв. Поэтому со временем я отчаялась, что замуж меня никто не возьмет, ну да слава богу... Теперь есть дети, только для семьи и живу. Не всем же быть обольстительницами. А мужики – так они ж почти все гуляют или пьют...".
В случае с Риммой все диаметрально противоположно. Однажды, будучи молодой, красивой и имеющей вполне реальные карьерные перспективы, ее, как она сама говорит, угораздило выйти замуж за офицера, что означало всем пожертвовать, уехать из Ленинграда и мотаться с ним по далеким гарнизонам. По поводу и без повода, и днем, и ночью, чуть ли не каждый божий день она не уставала повторять своему супругу, какую великую жертву ему принесла. А тот терпел это, пока в сорок с небольшим, обозвав на прощание ее конченой стервой, буквально не сбежал со своей молодой сотрудницей, на которой "штампа негде ставить". Первое время Римма была уверена, что он одумается и "приползет" к ее ногам. Ан нет, неверный муж, похоже, живет и здравствует, да еще готовится стать отцом. Зато теперь и сын в глазах Риммы оказался неблагодарным, сделав свой выбор не по маминому усмотрению – в общем, весь в папочку. Выходит, что быть злыдней – себе дороже?
Правда, жизнь подбрасывает и массу других примеров, когда женщина безропотно, что называется, тянет семью, воспитывает детей, приглаживая и обихаживая своего дорогого супруга, который благополучно и беспрепятственно самоустраняется от огромного груза разного рода семейных проблем, считая это само собой разумеющимся и практически живя еще какой-то своей параллельной, довольно праздной жизнью. И если терпения у нее хватает, это может длиться вечно, но стоит когда-то вполне серьезно и решительно проявить характер, как говорится, прижать до предела – или призвать в помощь все ту же стервозность? – как расстановка семейных сил вдруг существенно меняется и женщину начинают больше уважать. Ну разве не парадоксы жизни?
Обратимся к литературе. Вы не задумывались, почему мы иногда зачитываемся дамскими романами, героини которых, по моим наблюдениям, – в действительности частенько далеко не проповедницы морали, а отчаянные, даже законченные стервы? Быть может, именно этого всего немножко и не хватает нам в жизни, поскольку добродетельные золушки добиваются своего и покоряют принцев только в сказках?
Да взять хотя бы излюбленный образ многих мужчин – булгаковскую Маргариту, которая, кстати, "от горя и поразивших ее бедствий" вдруг превращается в ведьму и устраивает разгром в доме своих врагов, а потом еще и танцует непристойные танцы. Значит, нужно все-таки женщине иметь в себе хоть что-то от стервы или ведьмы?
Получается, что да. Ведь идеал женщины, к которому мы сознательно или подсознательно стремимся, сочетает в себе, конечно, многое, но главное, наверное, все-таки – это хранительница очага, то есть заботливая мать, хозяйка, жена, по сегодняшним временам еще желательно состоявшаяся как профессионал и обязательно привлекательная как женщина. И истина здесь опять же посередине. Исключительно с качествами ангела вряд ли вам удастся удерживать своего мужчину в некотором напряжении и интересе. Им вообще не стоит давать слишком уж расслабляться, обеспечивая постоянным спокойствием и уверенностью. Они ведь по природе – охотники, начнут искать новую добычу.
Конечно, никто не призывает культивировать в себе какие-то отрицательные качества или пускаться во все тяжкие. Однако заставить мужа, да и детей тоже, уважать свои интересы, научиться говорить "нет", считаться со своими требованиями и мнением – если ради этого придется стать немножко стервой, конечно, не перегибая палку и уравновешивая это своими добродетелями, – ради бога. В конце концов, неважно, каким термином это назвать – лишь бы результат был в пользу и вместо Женщины с большой буквы не закаменеть в эдакую "родину-мать" с зажатым половником в натруженной руке и надписью на почетном пьедестале: "Хоть обними да плачь".
18 января 2002 года