Как смертельно падают пожарники

Мокрая тряпка металась по затоптанному полу затравленным осьминогом. Ее обтрепанные конечности не слишком прилежно размазывали следы недавнего заседания правления колхоза. Мутные брызги замысловато сбегали по условно голубым панелям. Катерина Фёдоровна утверждала свои полномочия уборщицы и ночного сторожа.

Она, глубоко озабоченная, с чувством напевала проблемную песенку:

Був у мэнэ ночувака,

Був у мэне ночувака,

Бу-у-ув у мэнэ ночувака -

Ны целуе, ны балака!

С Доски почета на нее напряженно смотрел зять. Вообще-то, в колхозе была, как и в любом уважающем себя хозяйстве, Аллея передовиков - у входа в клуб. А в правлении – Доска почета передовых арендаторов - веление времени. Это профорг талантливо и оперативно переоборудовал стенд по технике противопожарной безопасности в Доску почета…

На нее-то и угодил Виктор, любимый зять Катерины Фёдоровны. С теплотой думая о Витьке, теща еще интенсивнее завозила по полу шваброй. Пела с озорством и в соответствии с фольклорными традициями:

Я до ёго так и сяк,

Я до ёго так и сяк,

Я-а-а до ёго так и сяк –

А вин лыжить, як чурбак!

Сосредоточенность любимого зятя Вити, висящего в передовых арендаторах, переходила в хмурую озабоченность.

Катерина Фёдоровна, не придавая этому значения, без всякой видимой причины вспомнила другого зятя. Тот числился перед любимым и был просто криминально богатым овцеводом…

Она продолжала петь уже с энтузиазмом, черпая силы в неиссякаемом источнике народного творчества:

Я ему всэ шепочу,

Я ему всэ шепочу,

Я-а-а ему всэ шепочу,

А вин каже: спати хочу…

Ведро захлебывалось, поглощая безразмерную половую тряпку… У нефотогеничного зятя Вити от тещиного творчества на лбу проступила умственная усталость. Кстати, был у Катерины Фёдоровны по-настоящему умственный зять – перед богатым. Просто до безобразия умный. И весь из себя положительный. Учитель истории.

В голосе у Катерины Фёдоровны послышался трагизм, на который способны не многие мастерицы сцены:

Ой, пропала моя ничка,

Ой, пропала моя ничка,

О-о-й, пропала моя ничка –

Вкинула чурбак я в пичку!

Работа докипала к концу. Торопливая швабра тыкалась в дальний, не всегда досягаемый угол. Здесь же, в углу, прямо над кромкой панели настороженно висел на хилом гвоздике огнетушитель. Профорг перенес его подальше от Доски арендаторов, бывшей до недавнего времени противопожарным стендом.

Орудуя длинной шваброй, Катерина Фёдоровна нечаянно поддела огнетушитель под дно. Тот, сорвавшись с дохлого гвоздика и бестолково кувыркнувшись, полетел вниз. Стукнулся об пол маленькой дегенеративной головкой.

Катерина Фёдоровна на этот момент допевала последний куплет песни, где она грозилась наябедничать поутру хлопцам о незадачливом «ночуваке». В ответ на это огнетушитель, неистово завращавшись, разразился змеиным шипением и обильной пеной. Бедная Катерина Фёдоровна с испугу пренебрегла супертяжелым своим весом и запрыгнула на зыбкий стул.

Огнетушитель в возмущении носился по полу, исторгая бесконечную пену. Стул предсмертно застонал, заскрипел и разъехался всеми четырьмя дистрофичными ножками под гнетом Катерины Фёдоровны. Несчастная грузно приземлилась с криком о помощи.

Помощи, однако, взяться было неоткуда. Барахтаясь в пене, Катерина Фёдоровна лихорадочно соображала: что делать? Да, конечно, нужно звонить в пожарку. Она опрометью, насколько позволяли вес и состояние полов, бросилась в приемную председателя, разбрызгивая вокруг хлопья пены.

Огнетушитель, агонизируя, еще пару раз похотливо дернулся и, опустошенный, затих.

Ага, вот телефон - добралась-таки Фёдоровна до приемной. Трубка, скользкая, как рыба, норовила выскочить из рук. Указательный палец с трудом извлек из диска «0», затем «1».

На том конце раздалось строгое:

- Да, пожарная, слушаем вас!

- У нас тут, это самэ, як иго, пожарнык упав со стенки. – От избытка волнения Катерина Фёдоровна забыла, как называется огнетушитель – это гнусное чудовище, злостно обрыгавшее весь коридор гадкой пеной.

- Какой пожарный?

- Як який? Красный, малэнький… На стенки був у нас… - пыталась растолковать строгой трубке Катерина Фёдоровна.

- А что он делал на стене?

- Высив…

- Как висел?

- Та на гвоздику.

- На гвозде? Вы что несете? Кто его повесил?!

- Профком наш повисыв, а я его толкнула…

- Что за бред… - с шелестом и легким испугом донеслось с того конца. – А что за пожарный? Мы наряд никуда не посылали.

- Та наш пожарный, колхозный, - уже в свою очередь раздражалась Катерина Фёдоровна непонятливости пожарного диспетчера.

- Чей это «ваш»? Откуда вы звоните?

- С колхоза «Новый путь».

- Так пожарный ваш, колхозный?

- Ну да, в правлении був, со стенки упав…

- А что с ним?

- Так упав со стенки, я ж кажу: лыжить, вэс у пэне, - Катерина Фёдоровна всхлипывала.

- Что? Какая пена?

- Та била пэна, яка ж ище!

- Так вызывайте «скорую»! – кричал перепуганный дежурный.

- Та вы шо, смеетэсь? Яка там скора!

- Что, уже не надо? – прохрипел диспетчер.

- Та, конечно, ны надо. Вы сами быстрее едьте.

- Едем…

Катерина Фёдоровна бросила в сердцах трубку, осознавая непоправимость случившегося, даже если и приедут пожарные.

Нестерпимо щипало колени, а особенно то место, которым она приземлилась на пол.

Подозрительно быстро, не уступая друг другу, примчались «01» и «03». От помощи тех и других Катерина Фёдоровна отказалась. Фельдшер, в свою очередь, пригрозил наказать за ложный вызов. Пожарные были более снисходительны, только ухмылялись.

У Фёдоровны на уме вертелось: «Був у мэнэ ночувака», а из глаз катились обильные противопожарные слезы. С Доски почета с пеной у рта и слегка засиженный мухами обреченно смотрел зять Витя.