Поэтический форум
* Ферзевый гамбит
Большинство не воины - подранки.
По-иному быть и не могло.
Сельские и те мотать портянки
не умели толком.
Сапогом стирали в кровь носки и пятки –
трудная наука - воевать.
Мы ее постичь сумеем вряд ли,
пешки мы с позиции е2.
До ферзей едва кто дослужился,
рядовой - и званье, и судьба.
Е4! – «взять и закрепиться!» -
бой не долог. В основном - ходьба...
Уф, е5... Нет силы для восторга:
«Первый, первый! Наша высота!
Что? Вперед? - но там же нет дороги,
понял, есть!» - едрит твою та-та...
Чем весомей цель, тем больше пота,
крови не считают. Есть! Е6!
Что, герой? Пехота как пехота?
Влезли там, где невозможно влезть.
На е7? Приказывают? - Просят.
Просят, значит, надо. И ползем.
Это ж, блин, почти что к Богу в гости...
Там поймем, кто пан, кто чернозем...
Мат врагам, а нам одно - Победа!
Не дошли. Е8 не по нам...
На броню спускаемся. А следом –
наша слава. С кровью пополам.
И опять позиция простая,
нам досталась точка на d2.
Ждем. С е2 соседи выступают.
Если что, мы рядышком, братва!
Нет, в момент их выход отменили,
наш король сыграл иной дебют.
В нем, мы знаем точно, без идиллий,
нас на d4 всех убьют...
Аже не сносили новых бот мы,
но зато посмертно наградят...
Где ты, ферзь, что вышел из пехоты,
Бога видели - не видели тебя...
___________________
* Ферзевый гамбит - вариант начала партии, предусматривающий жертву ферзевой пешки.
Надо-надо
По сусекам скребет жизнь терпенье и силу.
Надо-надо дожить, донести, доподнять...
Распилили дотла мою веру в Россию,
надо-надо... Хотя б до скончания дня.
А ведь верил. До жил, до венца беззаветья,
до последнего вздоха, до капельки, но...
Кто же выбил все это, какой такой плетью?
Надо-надо... Хотя б поквитаться с войной.
Поквитаться за все. Кто кого!
Без соскоков!
Проигравшему - смерть?
Хуже - слабости срам.
Если честно, то мы
допридумали столько,
сколько выдать не смог нам
за службу Афган.
Загнобили себя мы зловонным синдромом,
согласились, что нас победила война?
А ведь там-то мечталось: «Добраться
б до дома, и тогда...»
Что тогда? Дайте льготу? Эх, ма...
Вместе с прожитым в быль уплывает надежда,
говорят, без нее больше нечего ждать,
вот и лица друзей вспоминаю все реже...
Надо-надо... Еще не пришли холода.
Но не слышится песнь, а дорога туманна,
да не плавятся камни
давнишних обид,
И фатальность гнетет, безысходность тиранит...
«Надо-надо...» - чуть слышно трепещет в груди.
И решаюсь на шаг, на поступок, на дело,
я - та точка опоры! Способен! Живу?
Не пора ли зажить, как в Афгане хотелось?
Надо-надо... Ведь я человек. Наяву.
В том разгаре метаний, свершений, поступков
и других проявлений и черт бытия
не забыть бы прибрать холодеющий трупик
близкой детской судьбы, в коей папа есть я.
Скрытый 25-й кадр
Короткий фильм - два года жизни,
сюжет - афганская война.
Мне восемнадцать - сын Отчизны
(да-да, была такой страна).
Альбом солдата - раскадровка,
случайность - смелый режиссер.
Не реквизит, не постановка -
импровизация средь гор.
На тему боя. Ради жизни.
Всех кадров мне не сосчитать,
Пускаю память в принтер мыслей,
И по живому прет печать...
Как охра осени, листочки
желтит те кадры старина.
На обороте нет ни строчки,
лишь крупный план: война, война...
В минуту их двадцать четыре.
Мелькают снимками войны...
И вдруг уколом, словно шило,
какой-то кадр со стороны,
Нет, показалось, быть не может...
Очередной бежит виток.
И снова чувствую я кожей
войны смертельный холодок.
Вот бээмпэшка крупным планом:
Подрыв. Фугас. На фоне гор.
Где это? Знамо где - в Афгане,
как хитрый глаз мигнет курсор.
А вот пятном на плащ-палатке
бьет камнем в лоб мне крупный план.
Кровь, это кровь! - орет догадка,
ноль двадцать первым стал пацан!..
Вновь крупный план. Пленен предатель -
Угасший вид и загнан взор.
Ему б рвануть себя гранатой,
А он не смог. Ждет приговор.
А это знамя полковое.
Полк по заслугам награжден.
Эх, фото классное какое!...
А следом - траур, вынос ждем...
И вновь укол! Каленым! Матом
Мне не унять густую боль...
Я говорю тому солдату - себе:
«Ты раной лечишь соль».
А там иное нас лечило,
Но было скрыто в череде бесстыдства, ненависти, гнили...
И выжили мы в той беде назло войне.
И то, что снято, как уцелело, расскажи...
И есть ли кадрик двадцать пятый,
В котором не война, а жизнь?...
Простывший плов
Пьян, как глупый звонарь, не читающий старые святцы,
Я сидел под орехом за новым дубовым столом.
А напротив меня - друг, с которым успел попрощаться,
но он выжил, и вот повстречались - опять повезло.
Зазвучал сквозь помехи - почти неразборчиво - голос,
это давеча, словно сквозь годы, принес мне его телефон,
вмиг в виски и в глаза словно впились голодные осы,
а под сердце вдруг ткнуло до спазма короткое: «Он!».
Суетилась жена, этот стол на двоих накрывая,
начиняла с душой душу карпа и душу гуся;
и огурчики тож, что томила в рассоле заране, пригодились.
Картошка в укропе измазалась вся.
Я, как черт, жег казан на костре, распаляя капризное пламя,
В казане так шкварчало, что слюни - цунами во рту...
А дружок вспоминал - мысля вслух - обо мне и Афгане,
и катились слова в теплый вечер, как жидкая ртуть.
Я успел позабыть, а быть может, дружок что прибавил,
вроде, было такое, а может, и не было... Нет?
Словно ели мы память, как плов, прямо с блюда руками
и горели в аду, что пылает в нас столько-то лет...
И добавил свое, словно басму зирою приправив,
и откуда во мне отыскалось то множество слов...
Этот ужин прошел в нарушение всяческих правил,
и на блюде простыл позабытый нетронутый плов...
Ночь просыпала звезд, словно сахара брызги в кагоре,
Утопали желанья в усталости поздних сверчков.
А мы все смаковали засады, подрывы и горы...
Снова прожита жизнь... Как картинка единым мазком...
За дубовым столом пропитались мы истиной мыслей...
Как когда-то стрекозы, присев на гранитный излом,
вязли в смолке веков, отхлебнувши янтарного смысла...
Или это война разогрела рассыпчатый плов...