Мечта о переустройстве мира – всегда протест

А вот раздел о советском периоде истории державы-победительницы показался очевидно пристрастным, словно составляли его люди, очень не любящие Страну советов, в которой если и не жили, то родились несомненно. Если, конечно, не трудились над этой экспозицией некие иностранцы в угоду истории собственной и в ущерб нашей. Дальше стенда, посвященного Владимиру Ильичу Ленину, как-то идти расхотелось. После прочтения нескольких строк из его распоряжений в период становления нового государства. Да, жестоких по своей сути. Но, не будь этих строк, и страны могло не быть вовсе... Причем строк, вырванных из контекста жизни этого несомненно гениального человека, изменившего ход истории. Надо было очень постараться не найти ничего иного в его пятидесяти томах собрания сочинений...

Попытки разорвать историю - это хроническое недомогание новой власти, тем более кардинально меняющей строй. Так в свое время поступили и большевики, отрезав за ненадобностью все, что было до семнадцатого года и выбив из-под будущего исторический фундамент... Так в свое время, в девяностые годы прошлого века, хотели сделать и младореформаторы, заявив, что историю России надо писать с чистого листа, с их прихода к власти... Слава Богу, мы вовремя одумались...

Не претендуя на объективность, ибо какая объективность может быть в оценках минувшего, история - это сугубо пристрастная дисциплина, привожу ниже свое понимание того переломного периода.

Роль Ленина не стоит как недооценивать, так и переоценивать. На этой личности сошлись все три фактора, необходимых для реализации: место, время и обстоятельства. Множество всевозможных жизненных перипетий привело этого человека к пониманию законов общественных процессов, и это понимание вынесло его на самый верх пассионарной волны.

«Мечта о переустройстве мира - всегда протест против действительности», - заметил Л. Гумилёв.

Ленин этот протест реализовал.

В 1917 году глобальный социальный перелом, опьянивший мир либеральными идеями, завершился величайшим социальным экспериментом именно на российских просторах. И это не было игрой случая. Роль первопроходца в освоении будущего мироустройства всегда выпадает государствам многочисленным и имеющим достаточное пространство для изыскания резервов.

В прошлом эта роль выпадала государствам Европы. Но со временем густонаселенность этого континента сузила задачи и, соответственно, мироощущение национальных правителей. Будущее мироустройство уже их не интересовало, главной целью было завоевывание чужих земель исключительно ради сохранения собственного государства. По такому закону сохранности и защиты своей территории существует животный мир.

В ХХ веке все европейское пространство было занято и поделено. В нем было тесно. Необъятные и неиспользуемые пространства были только у России. И эти пространства стали осмысливаться элитой крупных европейских стран не как только желаемые, но и как необходимые для дальнейшего существования собственной цивилизации. Только инерция враждебных отношений не позволяла консолидироваться, объединить силы для колонизации восточного соседа, хотя походом Наполеона путь был указан.

Понимание этого и заставляло русских императоров противостоять агрессии революционных настроений, способствующих формированию пятой колонны внутри страны. А когда противостоять стало невозможно и колонизация вот-вот должна была объединить алчущих, Россия посредством большевиков вдруг перехватила инициативу, совершила революционный переворот и тем самым смешала игрокам карты.

Революционный хаос и Гражданская война подействовали успокоительно. Ожидание распада государства, а значит, легкой добычи расслабило настроившихся на расширение собственного пространства претендентов. Когда же, так и не дождавшись капитуляции, они объединились, было уже поздно, революционная пассионарность охватила массы, способные дать отпор.

Таким образом, революцию в России следует рассматривать как естественную и своевременную самосохранительную реакцию русского народа на внешние угрозы. Ленин и большевики стали лишь инструментарием этого процесса. Их задача была найти и развить объединяющую и манящую идею.

Сталину выпала иная роль. Ему нужно было фактически построить новое государство. Ему пришлось решать те же задачи, которые выпадали на долю царей и царедворцев: борьба с внешними и внутренними врагами, мобилизация народа, экономические реформы, смена - не бескровная, такого не бывает - чиновничьих элит. И, наконец, выдержать экзамен на живучесть нации, государства - выиграть войну.

Перед Второй мировой войной практически все европейские страны видели в территории Советского Союза колонию. И коалиция собралась внушительная. Но сказался различный исторический опыт, даже климатические условия. А главное отличие было в силе духа. Как и всегда, основное сражение состоялось в незримом пространстве, и хотя СССР официально считался страной атеистической, народ его веровал, дух и сила православия позволили ему в этой войне выстоять и победить.

Гюстав Ленон отмечает: «Люди не ценят великодушных правителей. Самые внушительные памятники они возводят не тем, кто дал им свободу, а тем, кто их угнетал».

Этот тезис в полной мере можно отнести к Сталину, чья роль оценивается потомками противоречиво. Впрочем, как и роль тех же Ивана Грозного, Петра I. Да и у каждого из правителей есть свои хулители и свои ценители. Просто к историческому процессу нельзя подходить исключительно как к человеческому деянию.

Есть нечто высшее над мирской суетой, есть Божественное предназначение человека, согласно которому он должен сохранить свою популяцию. Это касается и индивиду-ума, и общества. Свобода же - это соблазн, искушение и оружие, которое способно прервать нить жизни человечества, если неправильно им пользоваться. И это проверка, насколько человек соответствует замыслу Творца.

Сегодня очевидно, что этого нужного умения пользоваться свободой человечество не обрело.

Соборность, коллективность, положившая начало формированию государств, базировалась прежде всего на религии. Но к началу двадцатого века новой религией, отрицающей все прочие, как и Божественное начало всего сущего, стал атеизм. Свобода как фетиш вернула часть человеческой цивилизации во времена язычества. Сочетание либерализма и атеизма, неожиданное для большинства не только русского, но и иных народов, породило новую форму идейного объединения на принципах безнаказанной («Бога нет») вседозволенности, в которой отношение к личности низводилось до прагматичной нужности или ненужности, а совесть и нравственность претерпевали изменения, угодные власть предержащим. Жизнь человека, по постулатам этой «новой религии», не имеет смысла. Реализация идеи всеобщего счастья, приниженной до уровня физических и физиологических потребностей, подменяет истинную веру.

Это было апробировано во времена Французской революции и следовало лишь развить опыт предшественников. России выпала роль плацдарма.

В ХХ веке параллельно шло развитие еще двух глобальных экспериментов.

В Европе германская нация, так и не обретшая желаемого в Первой мировой войне, стала консолидироваться и сплачиваться идеями национал-социализма, поверив в свою пассионарность, свою общечеловеческую миссию, так же как поверила в нее и Россия. Гитлер соблазнил остальную Европу не избранностью своей нации, а реализацией рабской жажды будущих приобретений в этом походе за восточными колониями.

Собственно, рабская психология присуща большинству европейских наций, ибо каждая из них когда-то в своей истории была под чужой властью. Присуща она и части российского общества. Но не всей русской нации, которая прошла трехсотлетнюю осаду чужой веры и силы, но не покорилась.

На американском континенте собранная со всего света разномастная, возникшая на жажде богатства, склонности к анархии и отрицанию государственности общность также осознала себя призванной, выдвинув свои потаенно противоречащие традиционным ценности, но прикрываясь истовой приверженностью религии. Страсть к обогащению и азарт переселенцев в захвате свободных просторов этого материка способствовали стремительному экономическому взлету, но отсутствие общего культурного базиса исключало из общественного движения духовные искания.

Итак, три идеологии - атеистическая, отрицающая бога, но тем не менее опирающаяся на религиозные постулаты, националистическая, ставящая во главу человечества сверхнацию сверхлюдей, и либерально-демократическая с превалированием материальных ценностей над духовными, но без жизнеутверждающих традиций - начали борьбу за влияние на развитие человеческой цивилизации.

Начало этой борьбы в не столь отдаленном прошлом, чтобы делать выводы. В ней еще не отсеялось мелкое и несущественное, глупо пытаться занять ту или иную сторону, период глобальных перемен еще не завершился. Но следует отметить, что Вторая мировая война продемонстрировала возможности и перспективность всех трех экспериментов.

Социалистическое государство, построенное на идее строительства лучшего будущего для всех - коммунизма, то есть общества, где каждому должно было быть дано по потребностям, но просуществовавшему только период начальный, когда каждому воздавалось по труду, оказалось более сильным духовно-идеологической основой, чем националистическая сверхдержава. Тем не менее пролетарии всех стран так и не объединились, коммунизм во всем мире не получился.

Националистическая идея в силу своей избранности исключительно для и во имя одной нации, одного народа изначально не могла существовать долго. Это был рецидив прошлого, запоздалая реализация амбиций нации, вызванной экономической необходимостью и поверившей в свою пассионарность, когда ее энергия уже начала склоняться к ослаблению.

Но для державы на американском континенте война стала как мать родная, одарив выходом из закономерной депрессии с небывалой материальной выгодой и превратив эту страну в заманчивый фетиш пусть бездуховного, то есть безбожного, но «здесь и сейчас» материального благополучия. Следствием этой войны стал идеологический провал двух экспериментов. Побежденная Германия сначала разделилась территориально, и одна ее часть, ставшая идеологическим филиалом заморского опекуна, стала носителем соблазна «прожигать жизнь здесь и сейчас».

Ведомое поклонниками коммунистической атеистической идеологии, интернациональное общество СССР, казалось, отсекшее железным занавесом искушения иными ценностями, лишь отсрочило поражение. Двадцатый век закончился победой потребительской идео-логии, прикрытой либерально-демократическим флером. Жить «здесь и сейчас» стало самым притягательным лозунгом в отличие от коммунистических или нацистских, призывающих к построению некоего славного будущего. Как выяснилось, советское общество оказалось не настолько высокоидейным и нравственным, чтобы устоять перед соблазном.

Причины, по которым более духовное проиграло сражение с низменным, а вечное уступило сиюминутному, тленному, составили уже большой список. На мой взгляд, одной из весомых, а может быть, и самой весомой причиной крушения коммунистической идеи стало игнорирование достоверной истории страны, лживое изложение исторических событий, искажение роли исторических персонажей и очернение предыдущих правителей. Именно это стало миной, заложенной под будущее и приведшей к развалу СССР. Не напрасно Д. Андреев относит искажение истинного, ведущего к дезориентации человека и общества, ко второму по тяжести греху человеческому. Именно за незнание собственной истории в полном объеме Советский Союз и расплатился легковерием людей, что позволило в девяностые годы лиходеям и казнокрадам, той самой чиновничьей верхушке, утратившей патриотическую мотивацию, присвоить общенародное достояние...