Меняю пятую графу на две судимости, – любил повторять Наум Чанов, возглавлявший «Ставропольскую правду»

Мальчик много выстрадал из-за своего имени, вероятно, по этой причине он и вырос грамотным человеком.

Марти Ларни.

Чан, Ханумай, Биток, Нюма – такие прозвища придумала улица этому мальчишке, который рос, учился, мужал, любил вместе с нами, ребятами с улицы Дзержинского.

– В шестилетнем возрасте я пришел в соседний двор одного из двух больших домов, в которых размещались общежития педагогического института. Земля, на которой были построены эти дома, когда-то принадлежала епархии. В одном из дворов был большой фруктовый сад, в котором росли яблони, вишни, груши, орехи и даже айва. А на самом склоне горы возвышалась Андреевская церковь. Когда цвели деревья, вся территория сада превращалась в сказочное царство. Мы, мальчишки, любили там бывать – все лето там спели фрукты.

Во дворе я познакомился с мальчишкой моего возраста, который бегло читал, знал много историй, интересно рассказывал. Я стал чаще бывать в этом дворе, мне было интересно общаться с Нюмой.

На улице Дзержинского находились наша школа, краеведческий музей, городская библиотека, рынок, барахолка, к ней примыкала площадь имени Ленина, на которой каменотесы вырубали камень, складывали его штабелями и продавали. Рядом стадион «Динамо».

Во втором классе семью Наума постигло горе – скоропостижно от инфаркта умер отец, заведующий кафедрой политэкономии педагогического института, что сразу же отразилось на материальном положении семьи. Мама Наума работала библиотекарем, получала небольшие деньги.

Смерть Сталина придала семье моего друга некоторую уверенность. Он не раз говорил: могло случиться страшное – «дело врачей» было в разгаре.

Нас интересовало все. Более 10 раз смотрели фильм о пребывании Хрущёва и Булганина в Индии. Фильм бесплатно показывали в кинозале пединститута. С удовольствием читали книгу «Лицом к лицу с Америкой» о визите туда Хрущёва. Как-то вечером записались в секцию акробатики к известному тренеру М.В. Страхову, акробатов из нас не получилось. Записывались в разные кружки, пытались играть на домбре, в баскетбол и футбол. Наум стоял в воротах и стремился подражать своему однофамильцу, известному вратарю В. Чанову.

Внимательно следили за информацией о VIII Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве. Нам нравились песни того времени: «Гимн демократической молодежи», «Если бы парни всей земли» и особенно «Песня о задумчивом голосе» Ива Монтана в исполнении Марка Бернеса. После окончания фестиваля в городе появились автобусы, ярко окрашенные, и американский доктор – участник фестиваля. Ему какое-то время не разрешали возвращаться в США. Мы часто видели его в городе, нас удивляли его джинсы и обувь на толстой подошве.

Любимым нашим занятием летом было купание в Комсомольском пруду. Однажды, жарким летним днем возвращаясь домой, на перекрестке Авиационного переулка и старой архиерейской дороги мы увидели

Н.А. Булганина, приехавшего «на навоз в Ставропольский совнархоз» после разоблачения «антипартийной группы». Встречали его жители близлежащих домов хлебом-солью, цветами. Нам было очень интересно увидеть живого маршала, бывшего министра обороны и председателя Совета министров СССР. Мы увидели немолодого, с седой бородкой человека с усталыми глазами.

Солнечным осенним днем наш город заполнили автобусы и просто грузовики, на которых приехали передовики сельского хозяйства и промышленности со всего края. Прибыл первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущёв вручать краю орден.

В этот день, как обычно, я зашел за Наумом, и мы пошли в школу. Сначала – на рынок, купили каштанов. На улицах было многолюдно, мы решили присоединиться, увлеченные людским потоком. По дороге нам встретилось несколько одноклассников, на вопрос «куда идете» отвечали: «Идем Хрущёва смотреть». В белых рубашках с красными галстуками мы стояли в первом ряду вместе с милиционерами. Хрущёв выехал на сером открытом ЗИСе, махал смятой соломенной шляпой. Затем мы пробрались на стадион, где был митинг, и с интересом слушали речи.

По возвращении домой я узнал, что завтра будет родительское собрание вместе с учениками. Там одна мамаша заставила свое чадо сказать, что зачинщики срыва занятий – а на встречу с Хрущёвым ушел весь класс – Нюма и я. Собрание строго осудило нас и приняло решение ходатайствовать перед директором об исключении из школы.

Назавтра мы почувствовали к себе необычное отношение со стороны одноклассников и некоторых учителей. Нас старались не замечать, не хотели разговаривать. Так продолжалось несколько дней, пока Наум не придумал пустить слух о том, что мы написали письмо Хрущёву. Через два дня нас вызвал директор школы К. Хералов и спросил: «Писали?». Мы ответили: «Да!». «А как отправили?» – «Через знакомого, который уехал в Москву». Отношение к нам изменилось, так мы остались в школе.

В восьмом классе началась производственная практика на станкостроительном заводе. Наума определили в механический цех на фрезерный станок, меня в сборочный, на электромонтажный участок. К концу учебного года мы могли выполнить простую работу самостоятельно, изготовить деталь, собрать электрическую схему.

В девятом классе Наум перешел учиться в вечернюю школу, стал работать в отделе писем молодежной газеты. Окончил школу, поступил на исторический факультет педагогического института. Призвался в армию, служил рядовым, после окончания службы был принят на работу сначала в молодежную газету, затем в партийную, где прошел путь от заведующего отделом писем до первого заместителя редактора, где проявился его талант профессионального журналиста, руководителя. Его приняли в Союз журналистов СССР, он стал лауреатом премии имени первого переводчика на русский язык «Капитала» Германа Лопатина.

После окончания института я уехал в Ханты-Мансийск. Бывая в отпуске, всегда встречался с Наумом, ходили на футбол, посещали рестораны, я несколько раз бывал у него в редакции, видел, как он вел газету, решал хозяйственные вопросы. Чувствовалось, сколько ответственности и забот возложено на этого человека. Он считал, что не всегда к нему было правильное отношение, и любил повторять: «Меняю пятую графу на две судимости».

Последняя наша встреча продолжалась более трех часов, мы ехали в одном автобусе из Минвод. Вспоминали что-то из прошлого, задумывались о настоящем, пытались спрогнозировать будущее. В конце нашей встречи он сказал, что скоро умрет, я не придал тогда этим словам фатального значения и подумал: что может угрожать этому большому, доброму, независимому, несколько неряшливому человеку, так много сделавшему для людей, людей бедных, людей обиженных судьбой, даже для уголовников, которых он привлекал к нормальной жизни, устраивал на работу, помогал с пропиской и деньгами?

«Пролистав» его жизнь, я понял, как трудно давалось многое, какие сложные ситуации ему пришлось пережить: очень ранняя смерть отца, непростые отношения с матерью, неожиданная смерть жены (она умерла прямо на работе), бесконечная борьба за выживание.

Он ушел, когда жизнь, казалось бы, стала налаживаться. В моей памяти остались его добрая улыбка, тихий, несколько приглушенный голос и фраза об обмене пятой графы, который так и не состоялся…