Ты со мной везде, родная Русь…

Ты со мной везде, родная Русь…

А у нас на севере морозы,

А у нас на юге все дожди.

Не растут на севере мимозы,

А на юге до весны их жди.

А на юге родина - и точка.

Но и север тоже мне сродни.

Родились там сыновья и дочка,

А на юге солнечные дни.

И конца моим не видно спорам.

Видно, так и буду в споре жить.

Может быть, удастся, пусть не скоро,

Как-то север с югом подружить.

Между ними буду я мотаться,

Будто птицы перелетной друг.

Не могу я с севером расстаться,

И могилой предков близок юг.

Родина, какая ж ты большая!

Всюду ты, куда ни повернусь,

Ласкою мне душу утешая,

Ты со мной везде, родная Русь.

Кто я?

Я сам себе противоречье.

Я – брат блуждающей звезде.

Я – не язык и не наречье.

То нет меня, то я везде.

Я – друг всего непостоянства,

Слуга у мудрой бороды.

Я – храм, стоящий

без убранства,

Я – путник, жаждущий воды.

Иду неведомой дорогой

От всех живущих в стороне.

И будет жизнь моя убогой.

Пока сомнение во мне.

***

Прошедших лет бессменную тоску

Я отдаю теперь в другие руки.

А сам пойду по серому песку

Туда, где слышу траурные звуки.

Туда, где нет ни счастья, ни беды.

Туда, куда не носят передачу.

Туда, где вечерами у воды

Я по любимой больше не заплачу.

Там не потреплет волосы зюйд-вест,

Там не увидеть дорогие лица,

Но, может быть, какая-нибудь птица

Случайно сядет на замшелый крест.

Простите все, кого я так любил,

Простите все, кого я ненавидел.

И те, кого случайно я обидел.

Простите все, я тоже всех простил.

Судьба и старик

Лежал старик и думал о своем.

О том, как жизнь промчалась незаметно.

Лежал один, а думалось – вдвоем.

И он шептал кому-то безответно.

И он лежал, ругая сатану

И всех богов за свой удел жестокий.

И только, чуть волнуя седину,

Его услышал ветер одинокий.

Лежал старик с потухшим блеском глаз,

А где-то рядом чья-то жизнь рождалась.

И минула дремотная усталость,

И солнца луч блеснул в последний раз.

Никто не скажет, из каких он мест,

Где связь времен – там узел был разорван.

Стоит в степи безродный серый крест.

На нем сидит седой и мрачный ворон.

Мамина молитва

Пристыл я сердцем к ивняку,

Душой пристыл я к синей глади.

Я много видел на веку

И жизнь прожил не Бога ради.

Саднило в горле от тоски,

И был пропитан потом ватник.

Я был то паинька, то ратник

С мечом блефующей руки.

Держал я солнце на руке,

Ласкал луну в своих объятьях.

Я был огнем на маяке,

Ходил у лешего в собратьях.

Я птицей огненною был,

Я рвался в небо с криком громким,

Я в одиночку волком выл,

Чтоб вой мой слышали потомки.

Хотел я многим быть и стать,

Но я не стал учить молитву,

Что мне читала в детстве мать.

Я проиграл земную битву.

Плач вьюги

Никто не плачет так самозабвенно,

Как вьюга, полюбившая меня,

В ней царственность над миром несравненна,

В ней страсть неукротимая огня.

И как-то так по-бабьи завывая,

Метнется в тундру, а потом – назад,

По улицам пустынным завивая,

Пытается найти мой грустный взгляд.

Стучится в окна, детвору пугая,

Ах, вьюга-вьюга, бедное дитя!

Тебя я целовал тогда шутя,

А душу увела мою другая.

Ах, вьюжный плач! В любви – моя неволя.

Твоя печаль – суровые края.

Как нелегка бывает бабья доля,

Ничуть не лучше доля и моя.

Возвращение

Какая прелесть это поле!

Какая прелесть этот сад!

В каких краях ты, странник, дольних

Ходил, не ведая преград?

И вот теперь годов на склоне

Вернулся ты к родным местам,

Припав к родной земле в поклоне,

С молитвой к праху и крестам.

И все далекое, былое

Прошло виденьем стороной.

О, дай мне бог уснуть в покое

У праха матери родной.

***

Не тронула души моей

Ты, нынешняя осень.

И я, седой гиперборей,

Своих седин не сбросил.

Верстает жизнь печаль мою,

Верстает неприметно.

И я уж песен не пою,

И радость безответна.

И куст рябиновый не мне

Огнем своим пылает.

И не мое в его огне

Уж сердце обмирает.

В лазурном небе звонкий крик

Последней птичьей стаи.

Не мой ли там последний миг

Печально пролетает?

Не тронула души моей

Ты, нынешняя осень.

И только ветер все быстрей,

Как лист, мой век уносит.