Ночной гость

Мой чай давно остыл. Электронный будильник, мигая зелеными цифрами, намекал, что, вообще-то, близится полночь и пора бы отправляться в кровать. Но спать совершенно не хотелось. За окном вьюга играла с подружками-снежинками в догонялки. Приближались новогодние праздники. Елка, мандарины, «Ирония судьбы» по телевизору. Я сидела на кухне за обеденным столом одна-одинешенька и жалела себя. По щеке скатилась слеза и шлепнулась в чашку со слабозаваренным холодным чаем. Следом поползла вторая. Механически помешивая ложечкой давным-давно растворившийся сахар, я косилась на газету, которая лежала тут же, на столе. Газета объявлений. Мне нужен был не раздел купли-продажи и не раздел знакомств.

Утром я была в суде и получила официальный развод. Процедура прошла очень быстро. И с сегодняшнего дня я совершенно свободна. Я свободна, я ничья… Муж на заседание не пришел. До сегодняшнего дня еще надеялась, что вернется, еще ждала…

Четыре месяца назад мой Дима сам собирал в чемодан свои вещи, а я сидела напротив него на диване и не могла поверить, что мы расстаемся. Навсегда. Без ссор, без выяснения отношений. Он просто поставил меня перед фактом, что все между нами кончилось, вернее, все прошло. Разлюбил. Так бывает в жизни. Но в то, что такое произойдет со мной, и подумать никогда не могла. В Диме была всегда уверена больше, чем в себе. И вот получила. Застывшим взглядом мороженой рыбы смотрела, как он складывает рубашки, снимая их с плечиков. Очень степенно, аккуратно, как и все, что он вообще когда-либо делал: чинил замок или забивал гвоздь. При этом спокойным ровным голосом выговаривал мне. Отрывисто, хлестко, как будто бил по лицу:

– Да, хозяюшка ты у меня хорошая, ничего не скажешь. Все выстирано, заштопано, выглажено. Ты бы лучше так деньги зарабатывала. С твоими руками давно уже на «Мерсе» ездили бы. Так нет же!

– Дима, я…

– Молчи! Я лучше знаю. Ты размазня. Непробивная. Тебе всех жалко!

– Разве это плохо?

– А чего хорошего? Кто тебя пожалеет? Тоже еще мать Тереза объявилась! Со Светы денег взять неудобно, она в декрете сидит. Тетя Клава одна детей поднимает. Баба Галя пенсионерка. Витька, тот вообще инвалид. У всех плохо с деньгами. Все бедные. Одна ты богатая. Правильно, торчишь целыми днями на работе и получаешь в своей убогой мастерской жалкие гроши, а дома у нас «собес». Муж же зарабатывает! Можно расслабиться и замечательно сидеть на его шее! Ни забот, ни хлопот!

– Но ведь нам хватало. Всего же не заработаешь…

– А что будет с нами завтра, ты об этом хоть раз подумала? День прошел – и спасибо? Другие успешные жены и себе карьеру делают, и мужа «проталкивают». А ты? Ты не умеешь жить! Да и в деньгах ты безалаберная. Готова сама считать копейки и радоваться чужому благополучию. А мне надоело одному на себе тащить семью. Хватит, слезай со своего облака, приземляйся. Теперь поживи земной жизнью, покрутись сама. Почувствуй, как это планировать зарплату. Другого дохода, понимаю, не предвидится.

– Ты меня бросаешь, потому что я мало зарабатываю? Для тебя это самое главное? Главнее нас?

– Дело не в деньгах, а в отношении к ним. Хотя и в деньгах тоже. Ты же абсолютно не приспособлена к жизни. Бесхребетная какая-то! Хватит. Я все решил. Так будет лучше для нас всех. И в первую очередь для тебя. Пора взрослеть, Шура. На Аньку ежемесячно буду присылать алименты. Но если хочешь, можешь через бухгалтерию все оформить.

Я покачала головой, потому что на миллион процентов была уверена: ежемесячно, день в день, буду получать деньги на ребенка. Дима всегда держал данное слово. Щекастое мое счастье по имени Анька мирно посапывало в кроватке. Трехлетней крохе не было никакого дела до развода родителей. В ее сладком детском мире еще все было радужно и безоблачно. Не могу сказать, что отец не любит ее. Но отношение к ребенку странное. Подбежит дочка, он погладит по кудрявой голове, не подбежит – сам не подойдет. Так что дочь росла ярко выраженным «мамсиком», маминым ребенком. То есть моим.

Дима деловито огляделся, не забыл ли чего, застегнул замок-молнию на спортивной сумке. Насмешливо глядя на меня, перекинул ветровку через руку.

– Квартиру и все, что в квартире, оставляю тебе и дочке.

Я невольно улыбнулась этим словам, потому что квартиру завещала мне моя мама. Даже новую стильную мебель Дима, лучший в нашем городе столяр-краснодеревщик, сделал сам из старых, еще бабушкиных, довоенных шкафов и тумбочек.

– Если будет совсем трудно, звони. Чем смогу, помогу.

– Спасибо, Дима. Не позвоню.

– Ну, как знаешь.

Пружинистым шагом, гордо вскинув красивую голову, он вышел из дома. А я поплелась к окну. Комкая занавеску, смотрела, как он садится в какую-то иномарку с откидным верхом. За рулем вальяжно расположилась жгучая брюнетка. Яркая и самоуверенная. Летом темнеет поздно. Я даже разглядела длинную тонкую сигарету, которую она курила. Внебрачная жена моего мужа. Машина уже давно скрылась из виду, а я стояла и плакала в обнимку со своим внезапным горем. Как же мне хотелось сейчас повеситься на собственной косе, которой когда-то очаровала самого красивого парня нашего района. Но не было времени нянчить свои обиды. Надо учиться жить одной, без Димы. А жить было для кого. По утрам я как заведенная завозила Анютку в садик и летела на работу, в пошивочную мастерскую при небольшом ателье. Там кроила, порола, наметывала. Все делала «на автомате». Вечерами моталась по магазинам, потом забирала дочку из сада – и домой. Ночами строчила заказы, чтобы доказать Диме, что могу, что не пропаду, что не размазня. Причем прекрасно понимала: найденный мужем повод для ссоры был всего лишь поводом. До сегодняшнего дня еще верила в то, что он одумается, что блажь пройдет. А сегодня поставлена точка. Большая, жирная. Как пограничный разделитель. Жизнь до… Жизнь после.… Все. Мы чужие люди. Я сидела на кухне, освещенной слабым светом настольной лампы, и жалела себя. Брошенную, свободную. А тут еще разные бытовые проблемы посыпались на мою голову, как подарки из рога изобилия. После ухода мужа что-то непонятное стало происходить в квартире. Казалось, разруха на зуб пробует мою устойчивость в жизни. Или подтверждает его мнение о моей никчемности. По очереди перегорели лампочки. Ну с этим горем я как-то справилась сама. А вот починить испортившийся выключатель на кухне, протекающие в ванной и кухне краны, слетевшую с петель дверцу стенного шкафа было не по силам. Много накопилось мелких и крупных неисправностей, к которым нужно приложить мужские мозги и руки. Вот и косилась на купленную в киоске газету, напичканную объявлениями. Я искала мастера. Негромко засвистел закипевший чайник. Не поднимаясь со стула, повернулась к печке, потянулась и выключила под ним газ. Но долить кипятка в чашку не успела. Почувствовала, что в кухне кроме меня еще кто-то есть. Я чуть не подпрыгнула от неожиданности, когда увидела незнакомого человека. Напротив за столом сидел неизвестно откуда взявшийся старичок. Ладный, крепкий, какой-то сказочный. В сером стареньком, но добротном пиджаке, синей косоворотке. Потрепанный картуз лихо сдвинут набок. Небольшая окладистая седая борода и усы аккуратно подстрижены. Кожа на лице загорелая, гладкая, только лучики морщинок в уголках голубых лукавых глаз. Откуда он мог взяться, понятия не имею. Ведь собственноручно заперла входную дверь за Катериной, которой перешивала брюки. Ее проводила в прихожую, и мы еще минут двадцать трепались у порога. Хорошо помню, как на два оборота повернула ключ в замочной скважине. Мне очень захотелось дотронуться до него и попробовать на ощупь, настоящий старик или мне кажется. Уже протянула руку, но он погрозил мне указательным пальцем и нахмурился:

– Не балуй, дитятко!

– Простите, а вы кто?

– Как это кто? Хозяин. Чего на стол не накрываешь, лапушка?

Я достала чашку, блюдце, новый пакетик с заваркой, вазочку с конфетами, варенье, сушки. Все делала быстро, чтобы угодить пожилому человеку. Залила пакетик с чаем и села на свое место. Старичок поморщился, глядя, как окрашивается кипяток от разбухающего заварного пакетика. Затем брезгливо вытащил его из чашки и многозначительно на меня посмотрел. Я метнулась к шкафу, вынула две розетки для варенья и пакетика. Он одобрительно кивнул и налил в блюдце чаю. Дед так аппетитно, так вкусно прихлебывал из блюдца, что у меня потекли слюнки. Я тоже отхлебнула из своей чашки, позабыв, что мой-то чай давно остыл.

– Дедушка, а вы хозяин чего?

Он похрумтел сушкой, облизал ложечку, допил чай и, перевернув чашку вверх дном, поставил ее на блюдце. Так всегда делала моя любимая бабушка. Потом степенно расправил усы, бороду и ладошкой вытер вспотевший лоб. Мой вопрос остался без ответа. Оглядев кухню, покачал головой.

– Тетеха, ты, тетеха! Вон плинтус отошел, и без света совсем темно. Чего вода из крана капает? Не люблю непорядка в дому. Эх, жаль ты моя! Видно, без меня не обойтись, придется помочь.

– Деда, да кто вы?!

– Недогадлива-то как! – старик рассердился, но как-то не по-настоящему. И отчитывал меня не зло, по-доброму. – Одним словом, тетеха. Я еще твоей прабабке Прасковее служил. Знатная хозяйка была. Потом она меня бабушке твоей перепоручила. Бабушка Пелагея завещала маме твоей покойнице помогать, а уж матушка перед смертью просила тебя не бросать в беде.

У меня защипало в носу и навернулись слезы от произнесенных дорогих сердцу имен. Старичок тоже зашмыгал.

– Слезокапка, ты, жаль моя. Совсем как матушка твоя, Царствие ей Небесное. Ну раз приставлен я к дому твому, должон тебе помогать, иначе нельзя нам. Девка ты хорошая, только сердцем дюже мягкая. А это грех небольшой. За своим не горюй, речка вспять не текет. Не понял он, кого ему Бог послал, так это его беда. Погнался парень за деньгой… Этим и наказан будет. Еще пороги твои оббивать будет! Настоящее же твое счастье впереди. В субботу дома побудь, пришлю тебе Птицу в помощь. А там, как сложится. Ну, благодарствую, хозяюшка, за чай-сахар. Помогай тебе Бог.

Я не успела и слова сказать, как старичок исчез. Глаза мои сразу же стали слипаться и, уронив голову на руку, сидя за столом, я мгновенно провалилась в сон. Разбудил меня ранним утром перезвон будильника. Я встала, потянулась и вспомнила своего ночного гостя. На столе одиноко стояла моя чашка с недопитым чаем и лежала раскрытая газета. Среди столбиков объявлений одно, жирно обведенное фломастером, сразу же бросалось в глаза. Я взяла в руки газету и прочитала: «Муж на час». Мелкий ремонт на дому заказчика», дальше напечатаны номера телефонов. Когда, интересно, успела вчера просмотреть газету и выделить именно это объявление? Вот, хоть убей, не помню! Я поставила на газ чайник и пошла будить доченьку. Уже на работе, в перерыве, позвонила по объявлению. На том конце провода включился автоответчик, на который я наговорила объем работы, домашний телефон, адрес. В пятницу вечером у меня дома раздался телефонный звонок.

– Добрый вечер, – услышала в трубке приятный мужской голос.

– Здравствуйте.

– Я звоню по поводу подтверждения вашего заказа. Он остается в силе? Ничего не изменилось?

– Я вас жду.

– Вы извините, но я буду с сыном.

– Без проблем. Хоть всех детей берите с собой.

– Спасибо. К двум ждите, – в трубке запищали гудки, абонент отключился.

В субботу с утра мы с Аней переделали уйму домашних дел. Даже успели сгонять на рынок за продуктами и нажарить пирожков. Ровно без пяти два в дверь постучали, потому что дверной звонок тоже не работал. На пороге стояли мужчина и мальчик лет пяти. В руках мужчина держал объемный чемоданчик.

– Здравствуйте. Семейная фирма «Муж на час» прибыла для устранения неполадок.

Пока мы обменивались приветствиями, в прихожую вышла моя Аня и, прижавшись к моей ноге, придирчиво разглядывала пришедших. Потом молча подошла к мальчику, взяла его за руку и потянула в комнату. А он поднял на меня огромные серые глаза и вопросительно посмотрел. Мальчик был очень красив. Тонкие правильные черты лица, белая, почти прозрачная кожа. Ну вылитый маленький лорд, ни больше ни меньше. Видимо, ребенок удался в мать. У папы было простое открытое лицо. Обычное. И взгляд бы на нем не зацепился. Но мужчина улыбнулся, и я удивилась тому, как сразу преобразился мой гость, какое море обаяния отразилось на лице. Улыбка, конечно, всем идет, но ему, мне так показалось, особенно. Я одобрительно кивнула ребенку, дескать, не стесняйся, проходи. Мужчина удивился:

– Надо же, обычно он от меня не отходит. Как ваша девочка хорошо на моего Мишу влияет. Ну, хозяюшка, пора оценить масштаб катастрофы.

Я проводила его в кухню, рассказала о своих бедах. Потом спросила, помня о тех временах, когда мой бывший муж что-то делал по хозяйству, я обязательно должна была стоять рядом и ассистировать или как минимум восторгаться его умением:

– Вам как лучше: помогать или не мешать?

Он опять улыбнулся и протянул руку:

– Давайте познакомимся. Как-то неудобно получается. Вдруг вас позвать нужно будет. Саша.

– Саша.

– Ну да. А вас как зовут?

– И меня Саша зовут. Вернее, Шура.

Мы, глядя друг на друга, заулыбались. Мужчина мне нравился все больше и больше. Кокетничать никогда не умела, но, проходя мимо зеркала, впервые за последние месяцы, оценивающе в него посмотрелась и поправила несколько прядей, выбившихся из узла на затылке. Пока Саша занимался ремонтом, я пошла к детям. Моя общительная дочь щебетала с незнакомцем, не обращая внимания на его неразговорчивость. Мальчик же, присев на краешек дивана, молча разглядывал игрушки, обстановку комнаты, свою новую подружку. Я осторожно попыталась его разговорить:

– Мишенька, давай курточку снимем, тебе жарко будет. Ты не стесняйся. Мою дочку зовут Аня. Можешь играть ее игрушками. Ань, ты разрешаешь?

– Ну да, я же не жадина. Миш, а мы с мамой пирожков нажарили. Ты с чем больше любишь? Я с капустой, – и моя «сладость» облизнулась, зажмурив глазки от предвкушаемого удовольствия.

Я аккуратно раздевала гостя и глазом портнихи заметила, что две пуговицы на детской куртке потеряны. Мальчик же все это время молчал. Потом он робко потянулся к огромному медведю. Его упорное нежелание общаться дочку не смущало, она тараторила за двоих. Увидев, что дети поладили, я потихоньку вышла из детской и пристроилась в зале в своем «швейном» уголке. Отыскала в запасах подходящие пуговки и стала их пришивать, потом прострочила уже на машинке обтрепавшийся край курточки. Мужчина тоже занимался своим делом, было слышно только побрякивание инструментов. Меня он не дергал, с работой справлялся сам. Я задумалась и смотрела в окно ничего не видящими глазами. Почувствовав чье-то касание, от неожиданности вздрогнула. Когда малыш подошел так близко, не слышала. Он стоял рядом, глядя мне прямо в глаза. Не в глаза смотрел, в душу. Будто хотел что-то сказать, но не решался. Я улыбнулась, едва касаясь рукой, погладила его по светлым, мягким, как трава, прядям:

– Ничего, солнышко, все у нас будет хорошо.

Сказала это скорее себе, чем ему. А ребенок смотрел на меня и молчал. Вдруг в комнату ворвался ураган по имени Анютка и заканючил:

– Ну ты чего ушел? Ты же не с мамой играешь! Я ведь сама дом не построю, пойдем. Помогать надо. Ма, скажи ему!

Я встала и легонько подтолкнула Мишу к дочке.

– Идите, достраивайте дом. Я пока пирожки разогрею.

Дети послушно направились к игрушкам, а Миша шел и все оглядывался на меня. Я ему подмигнула, как давнему знакомому, и ребенок застенчиво, робко улыбнулся в ответ. Улыбкой он очень походил на отца. Вздохнув, я отправилась на кухню. Саша уже заканчивал работу. Все у него получалось споро, чувствовалось, свое дело человек знает. Когда я вошла, он проверял выключатель.

– Так, с этими делами закончил. Где что еще не в порядке, говорите, не стесняйтесь.

– Да вроде бы все. Если что, я вам позвоню.

Мужчина согласился. Вытащил из нагрудного кармана спецовки бумажный прямоугольник и протянул мне. На визитке было напечатано: «Орел Александр Михайлович. Мелкий ремонт на дому», номера телефонов, электронный адрес. Я прочла еще раз и уставилась на Сашу, сразу вспомнив ночного гостя и его слова: «Пришлю тебе Птицу в помощь…». Выходит, старичок не приснился? Или у меня уже крыша едет? Саша стоял рядом и с тревогой смотрел на меня, не понимая, почему клочок бумаги вызвал вдруг такой ступор.

– Шура, вам плохо? Что-то не так? Почему вы побледнели? Может быть, воды?

Он схватил меня за руку, осторожно подвел к табуретке.

– Нет-нет, все в порядке. Не волнуйтесь. Вы уже закончили?

Он коротко кивнул, не отрывая от меня глаз, и готовый сразу же подхватить, если вдруг вздумаю грохнуться в обморок. Я рассмеялась, представив эту пикантную сцену.

– Саш, все нормально. Мойте руки, зовите детвору, чай будем пить.

Мужчина неловко замялся.

– Вы, извините, но у нас правило: мы у клиентов не обедаем. Простите…

– Да я и не собираюсь никакого обеда устраивать, тем более что его приготовить не успела. А вот куда такую гору пирожков дену? Ничего не знаю. Принципы – дело хорошее, но сегодня вы сделаете исключение. Тем более что ребенка уже пора кормить, времени-то сколько прошло.

Саша больше не сопротивлялся. Он еще раз блеснул улыбкой, согласно кивнул и пошел за детьми. Я проводила его взглядом и стала накрывать на стол, а мысли мои роились в голове. Саша мне нравился, но я не из тех барышень, кто легко заводит романы. «Ну и дура!» – ответила я своим мыслям и тяжело вздохнула. Из детской доносился только звонкий Анин голос. Мужчина вернулся один.

– Строительные работы подходят к концу, «прорабов» придется подождать.

– Ладно, подождем. Пока попробуйте нашу стряпню. Не стесняйтесь. Кладите в чай лимон. Эти с картошкой. Вот эти с мясом. Саш, вы извините за бестактный вопрос. Почему Миша молчит? Он болен? Может быть, я смогу чем-нибудь помочь?

Мужчина начал говорить так буднично, спокойно, как будто пересказывал прочитанную книгу. Все произошло во время его командировки в Японию. Тогда еще он был владельцем крупной фирмы, преуспевающим бизнесменом. Дома ждали родители, жена, сынишка. Жизнь казалась такой безоблачной... В тот день вся семья ехала на машине в аэропорт встречать его из поездки. За рулем сидел отец. Он был еще крепким, полным сил мужчиной, но подвело сердце. Автомобиль на скорости врезался в бетонное заграждение. Все погибли сразу, не считая отца. Он скончался раньше, за несколько мгновений до аварии. Один Мишка остался жив. Какое чудо его спасло? Врачи до сих пор недоумевают, как ребенку удалось не только выжить в этой страшной аварии, но даже синяка не получить. За месяц до трагедии мальчика окрестили. Видимо, ангел-хранитель, подаренный ему Господом, был все время начеку и не отвлекался на отмаливание еще несовершенных грехов. Наверное, поэтому и спас малыша от смерти. Вот только после аварии смешливый и общительный ребенок совсем перестал улыбаться и говорить.

У меня все сжалось внутри. В одну минуту потерять всех близких! Вот это горе так горе. По сравнению с этим все меркнет, а все ссоры, скандалы, разводы, разделы и остальные неурядицы – жалкие дрязги. Я украдкой смахнула со щеки слезу, думала, не заметит. Заметил.

– Спасибо, Шура, за сочувствие.

– А потом?

– Да, что потом? Пришлось начинать жизнь с нуля. Пока носился с Мишкой по клиникам, конкуренты и партнеры благополучно растащили и развалили дело.

– Вот, гады…

– Да нет, Шурочка, они люди. Деньги много значат в жизни, но они не главное. Их всегда можно при желании заработать. Но еще никогда никому деньги не могли и не могут заменить родных людей.

«Наверное, могут», – подумала я, но промолчала, вспомнив своего Диму, спокойно заменившего нас с дочкой на состоятельную, сытую жизнь.

– Главное сейчас – Мишка жив, здоров. А то, что молчит, врачи говорят, пройдет. Я верю. Знаете, Шурочка, я думаю…

О чем Саша думает, узнать мне не довелось, потому что в кухню с шумом внеслась Анюта, которая тянула за руку нового знакомого. Мальчик несмело приблизился к столу. Дочка привычно забралась на свое место, взяла пирожок и стала жевать, одновременно пытаясь что-то сказать набитым ртом. Отец хотел взять сына себе на колени, но ребенок остановился возле свободного места. Я подошла к мальчику, посадила его на стул, положила в тарелку выпечку. Потом вдруг вспомнила:- Мишенька, может, молока налить? Ты его любишь?

Мальчик неловко повернулся ко мне, задел посуду и чашка вместе с блюдцем полетела на пол. Испуганно взметнулись ресницы, лицо стало еще бледнее. Мужчина подскочил и бросился собирать осколки. Я, чтобы разрядить обстановку, улыбнулась, поцеловала ребенка в макушку:

– Не переживай, солнышко. У нас чашек много. Мы их с Аней знаешь, сколько перебили? Я тебе сейчас в другую налью.

Саша засуетился:

– Шура, я заплачу.

– Да прекратите вы, в самом деле. Из-за ерунды шум поднимать. Тоже мне беда!

Я решительно отстранила Сашу в сторону, собрала крупные осколки, мелкие смела веником, сполоснула руки.

– Все, друзья, давайте пить чай.

Села на свое место и взяла румяный пирожок. Тут подала голос Анечка:

– Мам, положи мне еще с капустой. Миша, а ты, почему не кушаешь? Не вкусно?

Внезапно Миша слез со стула, подошел и прислонился ко мне.

– Хочешь на ручки? Иди, солнышко, посиди у меня, – я приподняла его, посадила себе на колени и обняла худенькое тельце. Аня насупилась и ревниво прохныкала:

– Это я солнышко.

– И ты солнышко, и Миша солнышко.

Отец внимательно следил за сыном. По-моему, он и дышать перестал. А мальчик вдруг, прильнув, положил голову мне на грудь, взял меня за руку и громко отчетливо произнес: «Можно мы еще к тебе придем?». Я вздрогнула. У меня защемило сердце, и предательские слезы полились на светлые мягкие, как трава, пряди. Прав был старичок: тетеха, я и есть тетеха.