Рассказы о Федюне и Борисыче: Мена

Борисыч, великий запасливый хозяйственник, с раннего детства прекрасно освоил технику мены. У него имелись ценности, признанные всеми и постоянные, как валюта. К нему обращались за советом, помощью и оценкой равнозначности мены и с удовольствием менялись с ним самим.

Борисыч и Федюня учились в пятом классе, когда на переменке после третьего урока к ним подошел Леха по прозвищу «Самовар» из седьмого «Б».

Самовар и еще девять ребятишек жили в соседнем селе и добирались в школу за два километра каждый день пешком.

- Борисыч! Есть у тебя жгут?- спросил Самовар о наличии жутчайшего на ту пору дефицита – медицинского резинового бинта, признанного высшей валютой детского мира. Дефицит был бешеным по очень простой причине. Понятное дело, что ни Самовар, ни остальные сельские пацаны не собирались использовать жгут в медицинских целях. Он нужен был как резина для рогаток. В городе можно было купить жгут в аптеках, но, во-первых, для этого надо было ехать в город, во-вторых, он стоил хоть и небольших, но денег, которых у пацанов не было, и, в-третьих, он и в аптеках тоже был в дефиците.

Пацанячьи «конструкторские бюро» перепробовали все! Были разные попытки поставить на рогатки полоски, вырезанные из автомобильных камер, длинные круглые тонкие трубочки ниппельной резины, и то, что и вспоминать неловко.

Нет. Все не то. Самым подходящим материалом для рогаток, непревзойденным и качественным, оставался медицинский резиновый бинт.

А так как всем было известно, что Борисыч имел неслыханную ценность – привезенный отцом из Москвы целый рулон широкой мягкой медицинской резины, то к нему время от времени обращались желающие меняться, и Борисыч мог диктовать любые условия.

Понимая разницу в возрасте между ним, пятиклашкой, и семиклассником Самоваром, Борисыч достаточно уважительно ответил вопросом:

– Есть. А что дашь на мену?

И Самовар рассказал о том, что у него дома есть самый настоящий артиллерийский снаряд.

Нет, вот так – СНАРЯД! Высотой от пола, как показал рукой Леха, по пояс самого Борисыча.

Елки-палки! Конечно, меняться было нужно. Но прежде было необходимо осмотреть товар. Сговорились встретиться в воскресенье у Лехи.

До воскресенья еще два дня, и Федюня с Борисычем все свободное время обсуждали выгоду сделки и возможность применения такого прекрасного предмета, как Самоваров снаряд.

– Бабушка моя, баба Маша, – рассуждал здравомыслящий Борисыч, – войну видела, и фашистов, и взрывы от снарядов. А когда фрицев прогнали, она в городе работала на снарядной фабрике, рассказывала, что это за ужас такой! Ну и дед мой на войне артиллеристом был, из пушки стрелял. Тоже много чего о снарядах порассказал. Ну и кто же разрешит Самовару «годный» снаряд дома держать? Он, скорее, стреляный, а все равно меняться надо. Представляешь? Свой снаряд! Будем в войнушку играть.

Тоже хорошая перспектива. И хотя Федюня с трудом представлял себе, как можно со снарядом играть «в войнушку», он признал, что Борисыч прав.

В субботу друзья сидели у Борисыча и прикидывали, что брать с собой.

– Много-то я ему не дам, – рассуждал Борисыч, растягивая полоску жгута. – Ну, вот столько отрежу, а еще добавлю спичек.

– Красных? – оторопел от такой расточительности Федюня.

– Не, жирно будет! У меня зеленые есть!

Борисыч покопался в своих запасах, извлек на свет божий коробок со спичками и, раскрыв его, показал Федюне спички с серой, окрашенной в зеленый цвет. Среди мальчишек неизвестно почему считалось, что они имеют особые свойства. Хотя в чем именно особенность зеленого или красного цвета, не мог сказать никто, крашеные спички выменивали охотно и ценили высоко.

– Да, Самовар будет доволен, – признал Федюня, закрывая коробок и с сожалением возвращая его другу. – Такие спички любой бы выменял себе. Они что, под дождем горят?

– Ага, сейчас я тебе буду просто так их жечь, чтобы посмотреть, горят или нет.

Федюня устыдился своей наивности и про спички больше не спрашивал.

– Ну, и еще вот, – Борисыч вздохнул, как бы заранее прощаясь с маленьким компасом. – Если Леха не захочет меняться, добавлю… Но в крайнем случае!

Ситуация складывалась благоприятно. Мама Федюни разрешала ему уходить хоть на край света, если только он уходил с Борисычем. Родители Борисыча в воскресенье собирались взять всех троих дочерей и съездить в город навестить родственников.

А по хозяйству оставались хлопотать та самая бабуля Маша, которая пережила оккупацию и работала на снарядном заводе, и дед Митя, собиравшийся в воскресенье на рыбалочку.

То есть можно было друзьям действовать свободно.

В воскресенье встретились раненько уже на дороге, что вела в соседнее село. У Борисыча через плечо перевешивалась сумка, где аккуратно были уложены богатства для мены, спички обычные, если нужно будет развести костерок, завернутые в газету большие куски ржаного хлеба, специально натертые чесноком и сложенные вместе, прикрывающие собой ломти холодного вареного мяса.

До Самоварова села дошли быстро и без приключений. Сам Леха уже час как торчал на макушке громадной груши во дворе и высматривал, не идут ли обменщики. Он очень беспокоился и переживал, что мена сорвется, потому что отец пообещал сам к чертовой матери выбросить «эту железку», если Леха ее куда-нибудь до вечера не денет.

Обрадованно соскочив вниз, Самовар потащил друзей за дом.

Заскрипели петли дверей сарайчика, вспыхнула яркая электрическая лампа под потолком, осветив столярный верстачок, на который хитрый Леха поставил вертикально свой драгоценный снаряд, чтобы показать его во всей красе.

Борисыч и Федюня завороженно шагнули вперед и замерли. Красота! Глаз не оторвать!

Копия артвыстрела с настоящей, сияющей в лучах электрической лампочки латунной гильзой, пустой, естественно, и с пробитым капсюлем, но с искусно выточенным на токарном станке деревянным снарядом, покрашенным серебрянкой, просто заставила остолбенеть приятелей, обнаружив некую слабость в коленях — а вдруг сорвется мена!

Леха деловито прервал идиллию и поторопил произвести расчет.

Драгоценности и компас в их числе без возражений перешли к Лехе. Он поторопился выставить новых владельцев снаряда на улицу и побежал по своим делам, сверяя дорогу по компасу. Пьяные от счастья Федюня и Борисыч сначала не могли договориться, кто понесет снаряд первым. Решили нести по справедливости: пятьсот шагов сделал – отдай товарищу. И пошагали. Макет макетом, а тяжелое толстое донышко и латунные бока снаряда очень быстро дали почувствовать свой немалый вес плечам и рукам пацанов уже после первого километра пути.

Они не расстались бы со своей драгоценностью, даже если бы пришли в село наутро. С выражением неимоверной гордости на перепачканных лицах малолетние шкеты тащили на себе по очереди здоровенную железяку и были счастливы. Правда, уже не каждые пятьсот шагов, а намного чаще раздавалось металлическое этакое «Бздынннь!», когда усталые носильщики останавливались передохнуть и опускали свою ношу на дорогу.

– Поедим?- робко спросил Федюня у Борисыча, когда до села оставалось меньше половины пути.

– И передохнем, – охотно согласился Борисыч. – Ох, я и уморился!

«Бздынннь!», – раздалось на дороге, и друзья, по-братски поделившись, начали уплетать хлеб с чесночным запахом и мясом.

Федюня, любитель и энтузиаст костерков разного вида и рода, тут же запалил маленький огонек, чтобы дымком пахло и хлебушек поджарить.

это время на дороге затарахтел трактор. Это в родное село тракторист дядя Сережа вез сено из соседнего хозяйства.

Издалека завидел он мальчишек и сбавил обороты, но, подъезжая ближе, успел увидеть стоящий на дороге громадный снаряд и костерок около него.

Федюня с Борисычем замахали радостно руками, жестами показывая просьбу подбросить их и замечательный снаряд до села, в ответ на что дядя Сережа прибавил газу и вмиг исчез с дороги, дико оглядываясь назад и виртуозно проскакивая глубокие дорожные выбоины.

Пацаны переглянулись, пожали плечами. Торопится человек куда-то, а то, может, и подвез бы.

Погасили костерок и потянули свою ношу дальше. «Бздынннь!», «бздынннь!» – вскоре слышалось уже на подходе к селу. И вдруг Борисыча осенило:

– Слышь, Федюня! А ведь дядь Серега испугался! Он подумал, что у нас снаряд настоящий! И что он сейчас рванет!

Обоих переполнило настоящее полноценное человеческое счастье, и Борисыч совсем перестал жалеть о том, что в придачу к жгуту и спичкам отдал свой чудесный компас.

Средь бела дня при всем честном народе по центру села два пацана тащили тяжеленную дуру, время от времени останавливаясь передохнуть.

«Бздынннь!» – и в сельпо покупатели попрятались под прилавок.

«Бздынннь!» – и на почте завизжали и тихо осели на местах посетители, заполняющие почтовые бланки.

«Бздынннь!» – и просто прохожие разбегались в разные стороны.

Да, обладание снарядом было настоящим торжеством и великим блаженством!

амызганный, безгранично счастливый, Борисыч притащил снаряд к своему дому. Федюня убежал отмываться, а Борисыч приоткрыл калитку и затащил железяку во двор. Наконец-то дома! В летней кухне бабуля Маша на керогазе жарит рыбешку, принесенную дедом Митей с рыбалки. Дверь открыта, бабуле жарко....

И Борисыч, желая похвастаться своим приобретением настоящему знатоку снарядов, опустил железяку с неизменным «бздынннь!» прямо перед кухней.

Бабуля в ужасе резко захлопнула дверь и закричала на все село:

– Госсподитыбожемой!!! Мииитяааа!! Мииитяяяя!!! – вызывая деда.

Неторопливо вышел во двор дед посмотреть, что за оживление такое. Борисыч гордо, слегка обиженно протянул:

– Ну чего она! Он же не настоящий....

Дед, припомнив боевое прошлое наводчика, с вялым интересом рассмотрел «экспонат», и, вдруг оживившись, поглядев быстро по сторонам, через закрытую дверь прокричал бабушке: «Мария, ты это... Ты не выходи, пока я не скажу... Он БОЕВОЙ!».

Бабуля с нотками сирены, оповещающей о воздушной тревоге, в голосе и со слезами попросила из-за двери:

– Мииитяяя, побыстрее убери ты его, Христа ради, подааальше!

Борисыч растерянно глядел на деда, силясь понять, что происходит. Как дед мог принять пустую железяку за боевой снаряд? Дед же молниеносно, быстрее любого молодого, забежал в дом, в прихожей открыл антресоли, покопавшись, достал «пузырь» самогонки, не спеша закрыл антресоли, открыл свой рыбацкий портфель и спрятал в него бутылку. Потом степенно вышел во двор, озорно подмигнул, прошептав Борисычу:

– Завтра подберешь и незаметно для бабушки перепрячешь, понял?

После чего взял в руки снаряд, закинул его в заросли за сараем и прокричал :

– Машенька, выходи, все в порядке. Я убрал его!

лиже к вечеру страсти по снаряду разгорелись с новой силой.

Борисыч сидел на кухне над миской горячих вареников, окунал их в сметану, отправлял в рот, жевал и вполуха слушал отца и мать, что-то рассказывавших о городских родственниках. Во дворе послышался шум мотоцикла – кто-то подъехал к дому. Через минуту после вежливого постукивания в двери вошли сельский участковый, мама Федюни и сам Федюня. Пожелав приятного аппетита, извинившись за вторжение, участковый коротко объяснил причину позднего визита.

Борисыч закашлялся, подавившись вареником, и, покосившись на красное распухшее ухо Федюни, в два раза превышавшее по размеру другое, понял, что благополучного окончания у мены не будет.

Он вздохнул, вылез из-за стола, подошел и встал рядом с Федюней, в то время как его родители усаживали поудобнее участкового и Федюнину маму.

– Ну что, архаровцы, давайте сдавать боекомплект! – пригласил к добровольной сдаче снаряда участковый. – Где он у вас?

Борисыч и Федюня молчали.

– Вы половину села перепугали своими штучками. А ведь среди людей есть те, у кого больное сердце. Представьте, если бы кто-то от вашего снаряда с перепугу помер бы? Тогда как?

На жалость и на совесть одиннадцатилетних пацанов взять было трудно. Во всякие допущения они не играли. Никто же не помер. И что дальше?

Участковый, перемигнувшись с родителями, подошел к проблеме с другого краю.

– Ну, орлы, если вы сами не хотите отдавать снаряд, то вы можете идти по своим делам, потому что еще маленькие. Я протокол составлю на ваших родителей и заберу их с собой. Вот так!

Мальчишки растерянно переглянулись между собой. Такого поворота они не ожидали. И, похоже, дело пошло на полный серьез, если участковый открыл планшет, достал из него бумаги и начал в них что-то записывать.

Подталкивая друг друга локтями, мальчишки пошептались, и Борисыч, мужественно сдерживая слезы, проговорил:

– Не трогайте родителей! Мы сейчас снаряд принесем.

Участковый внимательно посмотрел на мальчишек и кивнул головой:

- Ну что же, несите, во дворе мотоцикл с коляской, вот туда и грузите.

Покопавшись в зарослях при свете фонариков, обжегшись о крапиву, оцарапавшись о колючки, скорбящие друзья медленно вынесли на руках драгоценный снаряд и траурно переправили его в коляску.

«Бздынннь!» – реквиемом раздалось около мотоцикла участкового, и прощание молодых хозяев с безвременно ушедшим макетом боекомплекта завершилось.

частковый вышел во двор в сопровождении родителей пацанов, что-то договаривая на ходу, пожимая руки мужчинам.

Посмотрел на участников панихиды, оценил мокрые дорожки на щеках.

– Значит, так, – обратился он к мальчишкам. – Я еще раньше поговорил с гражданином Алексеем Гороховым по прозвищу «Самовар» и сейчас поговорил с вашими родителями. Знаю, что Борисыч потерял на обмене свои богатства и было бы нечестно увезти от вас снаряд просто так. Правда?

Притихшие мальчишки согласно кивнули и слушали внимательно.

Участковый продолжал:

– А я у вас этот снаряд не просто изыму, а… обменяю.

Борисыч недоверчиво исподлобья посмотрел на участкового:

– А на что?

– Я вас прокачу по всему селу на мотоцикле и... за околицей дам каждому по одному разу выстрелить из ракетницы! Одному красной ракетой, другому – зеленой. Лады?

Мальчишки не могли поверить своей удаче. Прокатиться по селу с ветерком! Пальнуть из самой настоящей ракетницы! Да это же рассказов потом будет на целый месяц, и пацаны обзавидуются!

Тем более что от снаряда, похоже, одни неприятности...

Да ладно, ну его!

Участковый тем временем уселся за руль мотоцикла, завел мотор и приглашающе показал – усаживайтесь, поехали!

Успокоившиеся и утешенные, Федюня и Борисыч торопливо заняли места и, наслаждаясь ветерком в лицо, лихо покатили по селу на мотоцикле, поднимающем своим стрекотом собачий лай.

А еще через некоторое время родители друзей любовались ракетами, рассыпавшимися в темном небе красными и зелеными искрами.