Виктор Кустов: «Барышня избалованная»

Так она сама определяет свой статус - барышня избалованная... Я думаю, что это просто ее мечта...

Она ровесница новой России. Аккурат в августовский день 1991 года, когда Ельцин, взобравшись на танк, призывал противостоять ГКЧП, она и родилась. Прокричала в испуге, как делают все новорожденные, приходя в этот мир, и прильнула к материнской груди. Потом счастливая мама и счастливый папа много дней и ночей кружились вокруг нее, не очень-то вникая в то, что происходит за пределами их маленького уютного мирка, хотя происходило там много всего разного и продолжалось долго. Она уже свое отползала, сложила звуки в первые слова, стала вполне смышленым ребенком, когда в доме появилась сестричка.

Они все четверо жили все в той же маленькой комнатке, все так же экономя на всем, и радовались, что родилась еще одна дочь, а значит, не нужно будет покупать одежду - есть кому донашивать то, что не износила старшая. Что касается папы, то он последнее время не очень был доволен тем, что происходило за пределами их дома, да и у них. Стал часто куда-то надолго пропадать, и однажды мама сказала, что он больше не придет, потому что его забрала к себе другая тетя. Ей было уже пять лет, и она уже кое-что понимала во взрослой жизни: в песочнице с ней толкалось немало сверстников, у которых какие-то тети тоже забрали пап.

Много позже она разобралась, как это происходит, когда ее мама привела домой чьего-то папу. А девочка уже ходила во второй класс и становилась все непослушнее и непослушнее и наконец, переехала жить к бабушке.

Бабушка жила в городе, а мама с чужим папой переехала в пригород, где у него была работа.

Ей было хорошо жить у бабушки с дедушкой. Бабушка помогала делать уроки. Правда, недолго, потому что уже в пятом классе они поменялись ролями: бабушка отстала от жизни, ничего не понимала в сотовых телефонах, боялась Интернета и новостей, которые ее огорчали. Дедушка тоже не любил новости и, когда они становились особенно неприятными, уходил в гараж, в котором давно уже стояла на приколе его старенькая машина с оленем на капоте. В ней всегда было что-то неисправно, поэтому бабушкины просьбы куда-нибудь их свозить или просто покатать заканчивались, как правило, вызовом такси.

В восьмом классе она поняла, что дедушка просто боится ездить на машине по забитым транспортом улицам. В восьмом классе она первый раз влюбилась.

Он учился в другой школе в одиннадцатом классе и гулял с ровесницей, живущей в одном подъезде с ней, - длинной, худой и нисколько не красивой. Правда, он тоже не был красавцем: сутуловатый, длиннорукий, с тонкой шеей и девчоночьими кудряшками. Но когда они нагло целовались, не обращая внимания на нее с подругами, она хотела сделать ей, а иногда и ему что-нибудь плохое.

У мамы давно уже родился мальчик, сестра с отчимом жила дружно: они забыли о ней, она о них вспоминала редко.

После девятого класса хотела пойти в колледж, и тогда мама с сестрой приезжали на семейный совет и поддержали дедушку и бабушку, что колледж - это то же самое производственно-техническое училище, в которое в советские времена шли бездари и неучи, а у нее все-таки совсем нет троек, да и профессию она еще не выбрала. Ну решили так решили. Ей было все равно, тем более что жизнь у нее теперь была наполнена: появился парень. А точнее, она разглядела своего соседа по парте...

После одиннадцатого класса набранные баллы не позволили ей поступить туда, куда она хотела. Да и не только баллы: бабушка и дедушка уже жили на пенсию, сводя концы с концами, машину продали за бесценок, за гараж, правда, дали что просили, но этих денег едва хватило бы на один год ее жизни в столице. А маме и отчиму было без нее двоих подымать...

И она выбрала иняз, находившийся в их городе. Учиться в институте было необременительно. Плохо только, что парней - раз-два и обчелся. На самого захудалого дюжина желающих. В кафешках, куда она с подругами заходила посидеть за чашечкой кофе в надежде на неожиданное знакомство, мужчин тоже было мало, и, как правило, все заняты.

Русик зацепил ее возле остановки, проезжал мимо. Русик был кавказец.

Вообще, она нравилась горцам: в меру сдобная, светловолосая, с искрящимися глазами и голосом, который весело переливался.

Тогда она отшила этого наглого парня: ей хотелось, чтобы за ней долго и красиво ухаживали. Как, к примеру, ее преподаватель, по возрасту почти ее дедушка, но, как говорили подруги, запавший на нее. Он не позволял себе ни фамильярности, ни грубости, не использовал ее зависимость от него. Впрочем, она училась неплохо и придраться к ней было трудно. Он называл ее своей любимой ученицей, пророчил большое будущее, познакомил с женой - моложавой и спокойной женщиной, часто водил в кафе, говоря, что в неофициальной обстановке ему легче передавать ей свое понимание не только науки, но и жизни. Но она догадывалась, что он просто подкармливал ее, зная, что стипендии хватает лишь на несколько чашек кофе, а иных источников дохода у нее нет.

Надо сказать, что несколько раз она увлекалась, но ненадолго, ее избранники скоро оказывались либо ограниченными, либо грубыми, спешащими уложить ее в постель. Быть девочкой в ее возрасте считалось уже неприличным, и она все чаще стала подумывать, что, наверное, надо все же себя переломить, как делают ее подруги, и лечь в постель хоть с мало-мальски понравившимся парнем. Или лучше даже с мужчиной постарше, солидным и надежным. Но такие отчего-то не встречались. А встретился однажды на центральном проспекте Русик. Оказывается, она не забыла его, а он ее.

На этот раз он повел себя вполне прилично, сказал, что с той встречи не смог ее забыть, и извинился за свое поведение тогда, сославшись на то, что сейчас мало девушек, достойных уважения, но вот она...

Потом он повел ее в ресторан, там они за вкусной едой много говорили, ища точки соприкосновения, и оказалось, что их вкусы во многом совпадают.

Русик уже окончил институт (или университет), но о своей профессии он ничего не сказал, пояснив, что диплом ему нужен был лишь постольку-поскольку: он с отцом и братом занимается торговлей, у них пара магазинов в одной из республик, а в его обязанности входит организация поставок, вот почему он часто бывает в этом городе.

Он проводил ее домой, выразив желание, как и положено в его семье, познакомиться если не с родителями, то с бабушкой и дедушкой. Но она сказала, что это он сделает как-нибудь в другой раз, потому что, хотя он ей и приятен, они еще не друзья, а просто знакомые, которые хорошо провели этот день и вечер.

Она не думала, что будет скучать о нем, но уже на следующий день не выдержала, поделилась с подружками, как интересно провела время с образованным и галантным горцем, который раскатывает на дорогом авто, не пьет и не курит...

«Ну, - торопили ее, - как он в постели?..»

Она почувствовала, что начинает краснеть, и неожиданно для самой себя выпалила, что лучше не бывает...

...Когда это случилось в не очень шикарном, но все-таки приличном гостиничном номере, и были красные розы, всякие вкусности и вино, которое она попросила для себя, но выпила всего чуть-чуть, снимая напряжение и страх, вдруг охвативший ее, Русик действительно был очень внимателен и ласков, его тело хорошо пахло, и она потом не пожалела о произошедшем, потому что случилось почти все так, как она и представляла. Он сказал, что будет любить ее до самой смерти и им нужно поехать сначала к ее бабушке и маме, а затем он отвезет ее к своим родителям и родственникам, потому что у них принято, чтобы радостная новость сообщалась всем.

Но на следующий день ему нужно было закончить свои дела, потом у нее началась зачетная сессия, затем ему нужно было срочно поехать в столицу, а когда он вернулся, прошло больше месяца, и она уже не сомневалась, что беременна. Она сказала об этом Русику сразу, как только он бросился ее обнимать, надеясь, что он воспримет известие так, как она ожидает, и он действительно отнесся с пониманием и сдержанностью настоящего мужчины, только заметил, что нужно, чтобы обязательно у него был сын.

Теперь знакомиться с бабушкой и дедушкой и его родителями было просто необходимо, и они в тот же вечер, утолив свою тоску друг по другу в гостинице, поехали к бабушке. Та встретила сообщение с нескрываемым испугом, заметив, что совсем не понимает нынешних детей и что надо посоветоваться с матерью, хотя понимала, что советоваться уже поздно. А дедушка с прямотой отставного военного спросил об этом и, получив подтверждение, утвердительно произнес: «Ну вот, мать, я говорил...» И окинул строгим взглядом не прячущего глаза Русика, который тут же сообщил, что завтра он увезет ее к своим родителям и они будут рады выбору своего сына...

…Отец Русика, полный и чем-то озабоченный, то и дело отходящий в сторону, чтобы поговорить по телефону, сказал, что выбору сына препятствовать не станет, но невестка будет жить у них, и свадьбу они сыграют, как положено по обычаю, а научить, как должна себя вести женщина в их семье, - это забота матери и родственниц.

«В институте учится и нашу науку выучит», - завершил он свой монолог .

«Плохо сынок, что не привез ты ее девушкой, - робко произнесла мать. - Что соседи скажут».

«Я единственный у нее, пусть меня спросят», - ответил тот.

«Но до свадьбы жить вы будете в разных домах», - сказал старший дедушка и закрепил слова ударом крепкой еще руки по столу.

...Свадьбу сыграли скоро и многолюдно, нельзя было обидеть никого из родственников Русика.

Они стали жить в отдельном доме, уже выстроенном специально для Русика рядом с отцовским, но свекровь и родственницы каждый день приходили к ней, когда Русик уезжал по делам, и учили, что и как должна делать жена горца. Многие из будущих обязанностей ей нравились, но многое она не принимала. Когда делилась этим с Русиком, тот в ответ смеялся над патриархальностью и отсталостью родителей, не понимающих, что времена изменились и нравы тоже, но все же советовал ей не спорить, а стараться делать как ей советуют, к тому же длинные платья и красивые платки ей очень даже к лицу...

И все-таки она не смогла смягчить сердце его матери, не смогла понравиться родственницам, ей становилось все неуютнее и неуютнее в новом большом доме, она начала понимать, что, для того чтобы угодить всем, должна быть совершенно другой, но быть другой ей совсем не хотелось. Она тосковала по институту, по подружкам, по бабушке с дедушкой, по улицам своего города. И однажды она попросила Русика увезти ее обратно. Тот вспылил, сказал, что она его не любит и все это время прикидывалась, потому что, если бы любила, откинула бы свою гордость, избавилась от плохих привычек, которые присущи большинству городских девушек даже его национальности, и поняла бы, что она живет для него, для сына и детей, которых будет ему рожать...

«А институт, а моя профессия?» - не выдержала она.

«Твоя профессия - женщина. Жена и мать», - сказал он.

И уехал на ночь глядя, хотя собирался ехать только утром...

А на следующий день, переодевшись в свою прежнюю одежду - джинсы и мужскую рубашку (она любила мужские рубашки), она тайком уехала домой.

...Бабушка поплакала вместе с ней и, поглаживая ее по голове, как всегда это делала в такие минуты, сказала, что ничего страшного, если так все сложилось, они с дедом еще в силах прокормить и правнука или правнучку, кто будет...

Русик приехал, только когда она родила. Привез денег и, узнав, что она родила дочку, не смог скрыть огорчения.

«Если бы сын, я бы смог что-то изменить», - сказал он.

«Тебе же надо жениться на дочери подруги твоей матери. Я согласна на развод», - поспешила она. Он молча вздохнул и, оставив большой букет роз принимавшему роды врачу, уехал.

...Они развелись, когда ее дочери исполнилось полгода. Он обещал помогать ей, предложил даже жить совместно, когда он будет приезжать в город по делам, но она отвергла это предложение: ей не хотелось, чтобы в их отношениях появилась грязь неправды. Она искренне хотела, чтобы он был счастлив, была счастлива его будущая жена, которую она видела на своей свадьбе, его мать, родственницы, дедушка-аксакал, которому не надо будет обращать невесту внука в свою веру. И надеялась, что тоже будет счастлива.

Она ведь барышня избалованная.

И не любит быть слишком пессимистичной...