Павел Бовтунов: Колыбельная

На улицы всеми забытого провинциального городка, смешавшись с ночной тьмой, опустился туман. Часы на площади извещали о приближении полуночи. Ярко-оранжевые тыквы ухмылялись прохожим своими вырезанными улыбками из окон каждого дома.

Среди всей этой безмолвной атмосферы шли дети, одетые в разные костюмы.

Хэллоуин.

Всех завораживал сказочный мистический дух этой ночи, присутствие чего-то таинственного и будоражащего душу.

- Я собрала больше всех конфет! – спорила со своими сверстниками десятилетняя девочка. На ней были фиолетовый костюм колдуньи и синие крылья бабочки на спине.

- Дженнифер, а разве ты не хочешь получить в два раза больше сладостей? – неожиданно задал вопрос Маркус, и его глаза за пугающей маской вампира таинственно вспыхнули, смешавшись с тусклым светом уличных фонарей.

- Нет. Мне хватает и своих конфет, – насторожилась маленькая Дженни, ожидая подвоха.

- Просто я хотел с тобой поспорить. Ты можешь получить в два раза больше сладостей, если дойдешь до Проклятого Голема на городском кладбище. Но, кажется, ты испугана. Ну так что?! – медленно растягивая слова, сказал Маркус. Все дети считали его мерзким типом и старались лишний раз не связываться с ним. Он вечно предлагал какие-нибудь сделки, где всегда оказывался победителем. Маленький дьявол порой пугал даже взрослых.

И вот сейчас дети бросали на него презрительные, но любопытные взгляды.

- Хорошо, я сделаю это. Дойду до Проклятого Голема. Не трусиха! – воскликнула Дженнифер. Все «вампиры», «оборотни», «волшебники» и «эльфы» удивленно воззрились на нее. Это был воистину смелый поступок. Девочка знала, что, соглашаясь с хитрыми условиями сделки Маркуса, в конце концов все-таки проиграет, но ей хватило храбрости заранее признать свое вероятное поражение и не упасть лицом в грязь перед друзьями…

Но кладбище... Иногда оттуда доносились чьи-то завывания или тихий плач. Никто не жил возле него, и дома там пустовали. О кладбище шла дурная слава, и пятнадцать лет назад правительство его опечатало, сославшись на то, что там больше нет места ни для одного покойника. Но люди говорили, что это все из-за того, что жена мэра города сошла с ума, когда они еще жили неподалеку. Бывшие соседи в голос кричали, что это все проделки Проклятого Голема, безумного скульптора, который жил два с половиной века назад.

Маленькая Дженнифер много раз подслушивала разговоры родителей, и взрослая сказка о Проклятом Големе достигла ее ушей.

…Давным-давно на главной улице жил скульптор по прозвищу Чародей. С самого детства он лепил игрушки из глины, и они чудесным образом оживали. Казалось, что какой-то божественный дар присутствовал в этом человеке с самого рождения, но взрослые обходили чудака стороной и боялись его. Их страшила сама мысль, что рядом с ними происходит что-то необъяснимое, выходящее за рамки обычного порядка вещей. Только дети, маленькие люди, которые пока еще умели верить в чудеса, каждый день приходили в большой дом Чародея – и маленькие глиняные звери встречали их у дверей, а мраморные красивые люди подавали чай и рассказывали сказки. Но жизнь этих созданий длилась недолго. Сделанная игрушка или скульптура «умирала» уже на следующий день, становясь чем-то обычным, частью того мира, в котором жили взрослые…

И вот случилось так, что дочь священника стала частенько навещать Чародея. Отец ругал ее за это, кричал, что она предает Бога, что этот скульптор сам дьявол в человеческом обличии. Но Мэри вопреки воле отца каждый день навещала Чародея. Сердце ее наполнялось радостью, но было там место и для грусти, так как чудак никогда не показывался на глаза людям, и никто уже не помнил, как именно он выглядит. Каждый раз выходила разговаривать с людьми новая скульптура. А принимали редкие письма и ходили за продуктами глиняные зверюшки.

Продавцы уже не удивлялись, если в их магазин наведывались «каменные» медведи или лисицы…

Но Мэри хотела увидеть Чародея. Ей было очень одиноко. К тому же она всем сердцем полюбила создателя всех этих скульптур; того, кто мог дать жизнь своим любимым созданиям, зная, что на следующий день они все равно станут уже не чудом, а частью этой реальности…

И вот однажды девушка твердо решила обыскать дом чудака и наконец-то увидеть, какой же он на самом деле. Но священник, заметив, что его дочь опять пропала, подвиг местных жителей на страшный поступок – сжечь самого дьявола во плоти. Он пришел на городскую площадь, где стояла железная статуя, которую называли Аполлоном, и, держа Библию в руках, громко возвестил о чистоте человеческих душ, о том, как же мы можем допустить рядом с собой проказы самого Сатаны. Эти слова собрали толпу. И люди взяли в руки факелы и острые ножи, дабы покончить с тем, кто творит чудеса в отличие от них. Зависть охватила толпу как пожар. Дети плакали и умоляли родителей оставить все как есть, но те были непреклонны и, заперев детей в своих домах, двинулись в «логово дьявола». Был уже вечер. И багровый свет факелов, смешиваясь с закатом, предвещал что- то ужасное.

Мэри в это же самое время подходила к дому Чародея. Услышав крики людей и зычный бас своего отца о «каре Божией», девушка испугалась за жизнь своего возлюбленного и заторопилась. «Где же ваш создатель?» – взывала она к скульптурам, но они только молчали, будто чего-то стыдились. Из комнаты в комнату металась Мэри, будто испуганная птица, но чудака нигде не было. А люди подошли уже совсем близко к дому Чародея, и языки пламени коснулись его стен. Все охватил огонь. Глиняные маленькие звери и скульптуры погибали с криком отчаяния и боли. Некоторые выбирались из дома, но люди разбивали их там, снаружи. Девушка тоже выбежала из горящего «логова волшебника», но наткнулась на нож своего отца, который не узнал в дыму собственную дочь.

Мэри умерла на руках священника, и он понял, что совершил ужасное, что в попытке защитить дочь был слеп...

Дом сгорел. Больше не говорили с людьми скульптуры, и глиняные звери теперь не приходили к продавцам за покупками. Всех охватила тоска. Осознали люди, что совершили ошибку; что искоренили чудо не только в городе, но и в своих сердцах. Дети плакали и убегали из дому…

На следующий день тело прекрасной Мэри возложили на позолоченное ложе посреди площади, чтобы каждый мог с ней проститься.

Жители города снова собрались в одном месте, чтобы навсегда попрощаться не только с юной дочерью священника, но и с Чародеем, с той эпохой волшебства, которая недолго царила в сердце каждого человека…

Статуя Аполлона все так же простирала руки над всеми, находясь на особом возвышении.

Сгустились тучи. Мэри была очень красива. Казалось, что она просто спала.

Ее отец в молчании стоял возле нее, и его слезы капали на мостовую вместе с каплями начинающегося дождя. В этом безмолвии как гром прозвучали слова священника: «Дочь моя, ты каждый день наведывалась к чудаку. Ты всего лишь хотела увидеть его. Тебе было все равно, дьявол он или ангел. Мэри, ты была всего лишь влюблена и одинока»…

И в этот самый момент произошло еще одно чудо. Задвигалась статуя Аполлона. Заскрипели его железные суставы – и сошел он с возвышенности к людям. Некоторые вдруг узнали в его чертах лицо Чародея… И тех, кто еще помнил его истинный облик, пронзила страшная догадка.

- Да, – произнес чудак, словно отвечая на немой вопрос толпы. – Да, я сделал из своего тела скульптуру. Я не хотел вечной жизни или славы. Благодаря моему сердцу эта статуя живет и будет жить еще очень долгое время. Мне искренне жаль эту девушку. Она умерла из любви ко мне, и мне хотелось хотя бы ненадолго подарить ей еще один день жизни…

Сказав эти слова, Чародей начал собирать грязь с мостовой, ту самую грязь, которую жители города топтали каждый день, думая о плохом и хорошем, о чудесах и повседневности, о молодости и старости.

На глазах изумленной толпы чудак стал обмазывать этой грязью Мэри. Слой за слоем он покрывал ее белую кожу глиной.

И вот перед всеми уже лежала не мертвая девушка, а прекрасная скульптура. Она была настолько красива, что казалось, будто сам ангел сошел на землю в человеческом обличии.

В заключение Чародей коснулся руки Мэри и тихо произнес: «Оживи».

Так начался ее последний день жизни. И каждую минуту она провела с чудаком. Они без устали говорили и говорили обо всем на свете. Когда же действие неведомого волшебства начало заканчиваться, Мэри вышла на середину городской площади. В свою последнюю драгоценную минуту попрощалась она с каждым, кто ей был близок и дорог, и сказала спасибо отцу за то, что он так старался все эти годы о ней заботиться.

Последняя секунда. Все. Жители города долго оплакивали девушку и взывали к Чародею, чтобы он снова начал делать волшебные статуи и глиняных зверей, но он твердо решил больше не создавать ничего такого, что, существуя всего один день, будет напоминать ему о последних часах жизни его возлюбленной. Тоскуя по Мэри, чудак часто приходил на городское кладбище, где она была похоронена. И иногда оттуда доносился его плач. Заботливые дети приносили Чародею конфеты и одеяла, чтобы он согрелся и поел, но чудак отказывался, он не имел потребности ни в пище, ни в тепле. Он хотел быть с Мэри, как в тот недолгий волшебный день, жалея, что узнал о ее любви к нему так поздно…

Проходили дни за днями. Сгорбившись у могилы возлюбленной, Чародей сидел на большом камне, его железные суставы постепенно начали ржаветь, так как он больше не смазывал их маслом, как раньше, ночами уходя к себе домой, чтобы утром подарить людям новые глиняные и мраморные чудеса.

Так чудак и заржавел. Просто стал самой обычной статуей, но его сердца все еще не коснулась ржавчина, и часто по ночам с кладбища доносился тихий плач…

Потомки детей, которые когда то приходили в его дом за чудесами, назвали его Проклятым Големом и по сей день кладбище обходят стороной. Больше никто не приносит конфеты и одеяла несчастному чудаку, он забыт вместе со своими чудесами….

Дженнифер эта сказка очень растрогала. Девочка вовсе не боялась такой «страшной» истории. Конечно, и взрослые понимали прекрасный смысл ее чудесной легенды, передаваемой из уст в уста, но никто не принимал ее за правду. Никто не верил в Проклятого Голема, и ни у кого не возникало желания сходить на старое кладбище и убедиться, правда это или выдумка. Так уж устроены взрослые. Они живут в своей реальности, в определенной точке, и не хотят, чтобы то, что их окружает, менялось. Взрослые не любят перемен, хотя сами говорят о том, что жизнь станет лучше, если в корне все изменить. Только слова без действия и невысказанные мысли. Все живут в страхе перед тем, что кто-то или что-то сломает их хрупкие стереотипы и сложившиеся понятия о мире. Дети не такие…

Туман становился все гуще и мрачнее, когда Дженни уверенно зашагала в сторону кладбища. Дети тянулись за ней. Самым последним шел Маркус. Никто не замечал его скрытую грусть и не говорил с ним. В глубине его глаз томилась какая-то печаль, но и взрослые, и дети старались не смотреть ему в глаза и часто обращались с мальчиком как с вещью. Отец Маркуса был пьяницей. Мама умерла, когда он еще был маленький. Естественно, за мальчиком никто не следил, и никому до него не было дела. «И неудивительно, что этот ребенок растет таким отвратительным и невоспитанным!» – порой восклицали домохозяйки-соседки. Кто знает, может быть, за маской маленького дьявола скрывался одинокий ангел…

Дети молчали. Дженни мурлыкала под нос песенку о трехцветной кошке, которую ей на ночь напевала бабушка.

Вот уже из тумана словно призраки показались заброшенные дома. Целая улица всеми была забыта. Пустовали детские комнаты, где теперь никто не пел колыбельную своим детям. На кухнях больше никто не готовил завтраки, обеды и ужины, чтобы потом разделить трапезу в теплом кругу семьи. Эти дома были одиноки…

В конце улицы так же внезапно, словно из ничего, возникли кладбищенские каменные ворота. Они держались на одной петле, и даже слабый ветер вызывал тихий скрип, словно и в самом деле кто-то плакал там, в пугающей темноте.

«Вампиры», «оборотни», «эльфы», «феи» и «волшебники» остановились и в ожидании посмотрели на Дженни.

- Может, передумаешь, – раздался чей-то неуверенный голосок из маленькой толпы.

- Нет, – энергично замотала головой Дженни и храбро шагнула на кладбищенскую тропу.

Еще несколько минут ее крылышки можно было увидеть из-за света фонарей, но вскоре девочка и вовсе исчезла из виду.

Дженни было вовсе не страшно на кладбище. Ей было всего лишь немножко грустно. Не более. Повсюду девочку окружали причудливые разнообразные надгробия с датами рождения и смерти, именами и фамилиями. Кем были эти люди при жизни? Чудаками или реалистами? Взрослыми или детьми? Творили ли они чудеса или жили скучной повседневностью? Так или иначе, эти люди просто жили, плакали, смеялись, пели песенку о кошках своим детям на ночь, а потом в какой-нибудь тихий печальный вечер, сидя за чашкой чая, достойно встретили свою смерть. И она бы спела им колыбельную, ту самую, которую пели им в детстве мамы и бабушки.

И вот в конце концов какую бы жизнь люди ни прожили, плохую или хорошую, они все оказались здесь и навсегда теперь забыты…

От осознания этой маленькой истины Дженни заплакала. И вдруг из темноты раздался чей-то тихий надтреснутый шепот: «Не плачь».

По левую сторону от девочки кто-то был. В тумане виднелись очертания статуи человека, сидящего на камне, который находился здесь уже два с половиной века и все это время скорбел об утерянной любви.

- Это ты, Чародей? – уверенно спросила девочка.

- Да, – ответил чудак. Его постигла та же участь. Чудака все забыли, хотя сердце продолжало биться в его груди, с каждым ударом делая боль утраты все сильнее и сильнее.

Дженни коснулась железной руки. Чудак оставался неподвижен. Он и в самом деле заржавел.

- Не волнуйся, – сказала девочка, – теперь ты не один. Ты не забыт.

Чудак лишь горько заплакал в темноте.

- Я принесла тебе конфет! – воскликнула Дженни и положила рядом на камень свой мешочек со сладостями.

- Спасибо, – поблагодарил Чародей.

- Я приду еще, – улыбнулась девочка. – Ты только не плачь. Я буду приходить каждый день. Обещаю! А пока, хочешь, спою песенку о трехцветной кошке, которую мне пела бабушка.

В не страшной и печальной тишине кладбища раздался нежный детский голосок.

Дженни пела о кошке, которая искала своих потерявшихся котят, но, придя домой, обнаружила, что сорванцы ждут ее дома.

Пока мы не забыты,

Мы живем.

И дома дверь всегда будет открыта.

«Мама, мы немного поиграем и придем», -

Говорят нам дети – и

Уходят безвозвратно…

Так заканчивается эта колыбельная…

***

Вот уже несколько лет Дженни навещала Чудака.

Ее друзья-дети взрослели. Влюблялись, думали о будущей карьере, больше не любили сказки и частенько забывали о своих родителях.

Маленькие «волшебники» и «феи» просто «ржавели» у них внутри.

Дженни каждый день приносила Чародею конфеты и рассказывала интересные истории. Как-то она принесла немного масла, чтобы смазать железные суставы чудака.

И он теперь мог вертеть головой и двигать руками, вот только ноги навсегда вросли в землю, опутанные кладбищенским плющом…

Каждый раз с приходом уже не девочки, а девушки ее красоту воспевали прекрасные мраморные нимфы, а сладости из рук принимали благородные глиняные звери. С рассветом они начинали свое кратковременное существование. Каждый час – словно десятилетие. И каждую секунду эти создания, сумасшедшие фантазии чудака, радовались жизни и дарили эту радость окружающим. Когда лучи уходящего солнца касались надгробий, нимфы и звери пели хором песню, которой их научила Дженни. Колыбельная. Но на этот раз уже придуманная. И название ей было «Гимн жизни». Нежные ангельские голоса могли растрогать даже самого черствого человека. Иногда песню сопровождали дивные звуки глиняных скрипок, фортепиано и клавесина... Но солнце шло на закат. Уходила «временно подаренная жизнь». Нимфы, звери и музыканты застывали в вечном «каменном» покое, разбросанные по всему кладбищу. На их лицах навсегда оставалась застывшая последняя улыбка, а в воздухе неосязаемо чувствовалось случившееся волшебство.

Чудо – просто жизнь….

Однажды Дженни привела с собой Маркуса. Он сильно изменился за это время. Возмужал. Перестал носить маску дьявола, которой он все это время лишь пытался оградить себя от других. Юноша неплохо писал рассказы и часто проводил вместе с Дженни послеполуденные воскресные часы в городской библиотеке. В лабиринте накопленных человечеством историй – книг Маркус беседовал с Дженни обо всем на свете. О людях, о чудесах, о городе, о Чародее, о прошлом, о настоящем, о будущем…

В редкие минуты одиночества юноша создавал свои истории, радуясь тому, что его слова смогут прожить целые миллионы тысячелетий и подарить радость жизни триллиардам читателей…

И вот однажды случилось страшное. Маркус смертельно заболел. Запертый в клетку больничных стен, с каждым днем он вял, как цветок, теряющий краски, молодость и надежду на будущее…

Дженни по вечерам подрабатывала во фруктовой лавке и, когда ее работа заканчивалась, мчалась в больницу. Болезнь Маркуса нисколько не мешала им все так же говорить обо всем на свете.

Эти разговоры были самым ценным в череде скучных городских будней и ничем не отличающихся от них выходных.

Каждый день был похож на предыдущий. Утро, завтрак, школа, работа во фруктовой лавке, больница, городское заброшенное кладбище, ужин и сон. И опять все сначала. По кругу. Вечно повторяющийся цикл...

В один из таких дней Дженни узнала, что болезнь Маркуса обострилась. Он умирал. Девушка не отчаивалась. Она решила найти выход из этой ситуации, что-то предпринять для спасения своего близкого друга…

Стоял весенний теплый день….

В то утро Дженни не позавтракала и не пошла в школу.

Вместе с первыми лучами солнца она вышла на площадь. Люди, как обычно, спешили на работу. Открывались магазины, фирмы, начинали движение автобусы. Но среди всего созданного годами порядка Дженни возвещала о «милосердии человеческих душ» и о том, «как же мы можем позволить умереть молодому человеку, который почти не жил». Нужны были деньги на дорогостоящую операцию. И Библией Дженни являлась эта жизнь в городе и отношения с его жителями. Ее речь слушали врачи, продавцы, водители, учителя, банкиры, безработные, бедные и богатые, счастливые и несчастные. Но когда слова Дженни исчерпались, будто пересох колодец, в ответ девушка услышала «нет». Люди говорили о «сыне пьяницы» и о том, что «так и надо такому наследию, этому дьяволу». Жители города словно спрятались в своих ложных стереотипах. Площадь опустела. Дженни осталась одна…

И тогда решила она поведать о своем несчастье Чародею, потому что ей больше не к кому было обратиться. Нимфы, как и раньше, встретили ее замечательными голосами, воспевая все чудеса хоть и скучной, но волшебной жизни. Музыканты все так же превосходно исполняли прекрасные мелодии, которые пронзали душу насквозь, заставляя помнить, что жизнь одна и нужно ценить каждый вздох.

Но нимфы замолчали и музыканты перестали играть, когда Дженни начала рассказывать о своем горе Чародею.

Он внимательно ее выслушал, время от времени чему-то кивая. После чего сказал:

- Когда-то давно, двести лет назад, я мог спасти Мэри, но растерялся и поэтому подарил ей всего лишь один день жизни. На самом деле я мог дать ей целое столетие. Мог подарить свой дар, Последний Вздох. Если я кому-то передам свою волшебную силу, тот человек во что бы то ни стало будет жить. И теперь я хочу отдать этот шанс Маркусу. Мне бы не хотелось, чтобы он умер. Этот человек еще оставит после себя огромный след в истории своими рассказами. И тем более, признайся Дженни, ты его любишь...

Девушка заплакала. Она не хотела, чтобы Чародей умирал. Дженни вспоминала дивные встречи и время, проведенное с ним. Конфеты, истории и колыбельные…

Но чудак лишь улыбнулся, вложив в руки девушки маленькую глиняную детскую игрушку – кошку.

- Передай это Маркусу, и еще у меня будет всего одна последняя просьба: никогда не забывай меня. Обещай, – тихо прошептал он на ухо Дженни, и жизнь покинула его. Чудак стал обычной статуей – Аполлоном, богом радости, света и тепла…

Нимфы и музыканты запели новую песню о жизни, которая царила в этом городе двести лет назад. О чудесах, о людях, о священнике, о Мэри, о дожде, о печали, об одиночестве, о заблуждениях, о жизни и смерти…

Закончив петь, они тоже стали обычными статуями, обратив свой последний осмысленный взгляд к солнцу…

На заброшенном погосте воцарилась гудящая и ни с чем не сравнимая тишина…

Дженни в последний раз коснулась руки Чародея и, не оборачиваясь, вышла на городские улицы, где стояли покинутые людьми дома, где никто не пел колыбельные и не готовил на кухне праздничный ужин. Но именно здесь когда-то давно Маркус подтолкнул Дженни на отчаянный поступок, который определил всю их дальнейшую жизнь...

В каком-то забвении девушка дошла до больницы. Люди обходили ее стороной и тут же за спиной о чем-то шептались.

Сплетни расползались по городу, как заразная болезнь. Жители говорили о том, что Дженни влюблена в Маркуса, и все осуждали ее за это…

Маркус лежал в самой темной больничной палате. И лучи солнца не попадали в его окно. Юноша сильно ослабел и даже не надеялся встретить Дженни снова, думая о том, что последний час в его жизни уже настал.

Сердце наполнилось радостью, когда в палату ворвалась та, что когда-то излечила его душу от злости и мрака, и ей в спину доносились крики врача о том, что больной очень слаб.

Не ведая себя от счастья, девушка обняла Маркуса и, не говоря ни слова, вложила ему в руки глиняную игрушку Чародея.

«Живи», – сказала Дженни. И в это мгновение кончилась одна история и началась другая…

***

Маркус и Дженни после того случая навсегда уехали из родного города, и больше о них никто ничего не слышал, но где бы эти двое ни бывали, за ними всегда тянется след из замечательных рассказов и красивой колыбельной, под которую засыпали их дети…

Один век как один день.

Люди рождаются и умирают, и каждый оставляет после себя значимый след во всеобщей истории мира. Каждый день мы радуемся, злимся, смеемся, плачем, заблуждаемся и находим ответы. Но одно всегда останется неизменным – это память...

Даже в самой обычной колыбельной кроются сотни воспоминаний, которые прошли через десятки веков. Кем мы все были при жизни? Детьми или взрослыми? Реалистами или фантазерами? Не важно. Пусть же каждый оставит в этой жизни след хотя бы одной своей маленькой и искренней историей. О трехцветной кошке и гимне жизни. Колыбельная – это наша совместная ода радости, надежда на завтрашний день, чудо, которое происходит и которое мы порой не замечаем…

Жизнь, какой бы она ни была, всегда волшебна. И пусть навсегда останется память о тех, кто был, и о тех, кто окружает нас сейчас... Ведь один век как один день…