Владимир БУТЕНКО. Наши вернулись!

*** 

Над Ставрополем буранная ночь, багровое полотнище множествен­ных пожаров. Тяжелый навес туч. То сгущается тьма от снегопада, то разрывается огненными вспышками. Ветер разду­вает пламя, несет его от дома к дому, языкастые огневища караб­каются на высокие крыши, деревья. Мнится, рыжепалая дьявольская длань шарит в подоблачье и падает на город...

Тремя мощными потоками по ярам и оврагам вливались батальоны 1179-го полка в лесистую низину, на холмы, к исходным рубежам атаки. Захватом в несколько километров в метельной мгле двигалась русская рать, из-за маскировки лишенная возможности использовать лошадей и потому по-бурлацки тащившая пушки, - сливались шаги в тяжелый гул. И эта скрытность, размах наступательного маневра полнили души солдат тревожным ожиданием, заставляя искать успокоение в привычных и простых действиях, в ходьбе, в коротких шутках. А впереди, за урезом высот, высокими волнами плескалось море огня, точно на картинах средневековых мастеров, изобража­вших Апокалипсис.

Автоматчики Заурова обогнали головную группу батальонной колонны и канули в снежную темень. Яков вел бойцов, ориентируясь по изломистой черте крыш, проступа­ющих на фоне зарева. Их стала постепенно закрывать громада Мамайской горы в темной щетине леса. До нее было километра полтора. И при благоприятной ситуации отделение проникло бы в город задолго до начала штурма.

Холод подгонял. Шли разреженным строем, стараясь не шуршать прихваченной морозцем палой листвой. Изредка расступались полян­ки, и справа, на восточной окраине, на скатах холмов становилась видна панорама боя: вспыхивали зарницы орудийных залпов, чертили даль трассирующие пули, звездочками загорались одиночные выстрелы винтовок; басовитый гул, треск, поквакивание минометов - вся эта страшная музыка войны разносилась, несмотря на вьюгу, на многие километры. Полки Короткова и Львова усилили натиск, прикрывая выдвижение соседних подразделений.

Дошли до полугоры. На затаенной окраине по-прежнему не слышалось выстрелов. Вероятно, немцы ничего не заподозрили. Только один раз сверху, с крайней улочки, донеслись отрывистые, тревожные возгласы. Похоже, постовые о чем-то спорили. А затем затарахтел и вскоре стих, удаляясь, мотоцикл на гусеничном ходу.

Сунув руку под полу полушубка, Асланбек осветил фонариком свои трофейные часы и встревожился:

- Надо быстрей!

Из-за деревьев прокрались к низкокрышей хатенке, обнесенной изгородью. Ощутимей стали запахи гари и сажи. За черепичной крышей край неба обжигали рыжие крылья пожара - там, в центре города, ревели машины и танки. А здесь, в окраинной глухомани, на Мамайке и вблизи Форштадта, было бы совсем спокойно, если бы не лай цепняков. На стук в закрытое фанерой окно откликнулся девичий голосок:

- Кто это?

- Свои. Немцы есть поблизости? - спросил Фрол, припадая лицом к ледяной раме.

- Не знаю.

- Дубина! - шикнул Лука, становясь к окну. - Кто ж так молвит? Ровно на свиданье манишь... Дочка! Скажи, где тут фрицы окопались?

- Мы с братиком два дня из хаты не выходим. Боимся…

Зауров отрядил Тараса и Якова к соседнему дому. Лохматый кривоногий пес был спущен с цепи и рванул кубанца за штанину. Отогнав его, автоматчики достучались до хозяйки. Немолодая женщина запла­кала, увидев красноармейцев. Сбивчиво рассказала, что днем немцы расставили пулеметы вдоль улицы, а всех жителей, кто был дома, заставили рыть траншею.

Прячась за строениями, углубились в город квартала на три. С автоматами наизготовку пересекли переулок и оказались у глубокого яра, вдоль которого тянулась череда хат.

- Э, дьявол! Проскочили... - ругнулся Яков. - Это уже Форштадт. Вон, слева, роддом горит. Я видал, как его утром поджигали.

- Что-то ты, партизан, путаешь, - упрекнул Асланбек. - А хвалился, что город знаешь!

- Ночь путает... У меня тоже два глаза!

- Ты не обижайся. Нам гулять некогда! - с заметным акцентом проговорил Асланбек.

К рубежу вражеской обороны вернулись незаметно, залегли за каменным забором. Позади, в потаенных недрах города, точно грохотал камне­пад - двигалась, скорее всего, уходила военная техника. Огненные хвосты мели по низкому небосводу. А впереди, на расстоянии броска гранаты, - пулеметные расчеты немцев, самоходка, прогревающая двигатель, крикливые непонятные фразы. Где только не коротавший ночи, ночи скитаний и смертельного риска, Яков, в отличие от солдат, не шарахался от малейшего шума, не суетился. Опытный фронтовик, хлебнувший лиха (особенно если был ранен), обретает труднообъяснимое ощущение опасности, заставляющее действовать интуитивно. Яков осознавал серьезность задания и в то же время прикидывал, куда отходить, если бой окажется затяжным, кого из автоматчиков следует держаться (Тарас и Фрол ему приглянулись больше других), как быть, если штурм не удастся.

Недаром в старину говаривали: лют мороз ворога страшней. Час лежания на зимней земле, под нагайками злючей метели, сносился автоматчиками из последних сил!

Стефан, скорчившийся рядом, жаловался Якову:

- Не чую ног. Как бы не загубил…

Зауров по цепи передал фляжку с водкой. Обратно она вернулась пустая. Но едва ли кто из солдат ощутил хмель - всего лишь слабое, плескучее тепло, тут же истаявшее на ветру.

Ровно в два часа ночи, как приказал сержант, автоматчики приготовились к бою. Но там, в подгорье, где сосредо­точились батальоны, сколько ни прислушивались, цепенело безмолвие. Сверили часы - они шли слаженно. Значит, командование изменило план. Хотя на восточной окраине бой не стихал, перекатывалась канонада, кромсало поднебесье лихое зарево.

Ракеты тремя белыми голубями высоко взмыли над ставро­польским предместьем! Штурм начался с опозданием ровно на час, ввиду неготовности одного из батальонов. И одновременно в полосе наступления бросились вперед сотни бойцов…

Когда рядом стрельба усилилась, Асланбек приподнялся, крикнул.

- Отделение! К бою!

Взрывы гранат и яростные, дружные очереди повергли немцев в панику. Они бросили позиции и под прикрытием самоходки отступили к центру города. Слева и справа завязали уличные бои солдаты из других рот. Огненный вал штурма все шире захватывал юго-восточную окраину Ставрополя.

В горловине улицы автоматчики столкнулись с отрядом немцев. Послед­нее, что запомнил Яков, - долетевший с ветром запах бензина. Очевидно, это были факельщики. Он успел навскидку выстрелить из карабина. И вместе с грохотом взрыва земля ушла из-под ног...

Ночная атака полка Гервасиева развивалась стремительно. Благо­даря численному перевесу красноармейцы смяли оборонительные редуты, а некоторые захватили врасплох. Обескураженные немцы таращили глаза: не с неба ли спустилась эта отчаянная русская армия?

Отделения автоматчиков проса­чивались к центральным кварталам, дезориентируя командование не­мецкого гарнизона. Смелы­ми выпадами подразделения 3-го батальона атаковали то на Осетинке, то в районе тюрьмы, неподалеку от здания сельхозинститута, где располагался немецкий госпиталь. Ставрополь наполнялся красноармейцами. Между тем противник оказывал сопротивление, опомнившись и дей­ствуя уже осмысленно. Он отводил свои части по Кавалерийской улице к Бибертовой даче и далее, в северо-западном направлении, к станицам Рождественской и Новотроицкой. При этом сражение на восточной окраине, вблизи вокзала и Мутнянского яра, не только не ослабло, а получило неожиданное продолжение: немцы предприняли контратаку, бросив вперед танки. Лихая вылазка оказалась роковой. Большинство бронемашин было подбито, ряды обороняющихся редели, и дальнейшая борьба за город утратила смысл...

К рассвету батальон капитана Атарина окончательно выдавил немцев из центра. Гервасиев сообщил об этом по рации комдиву Селиверстову. Затем - командующему армией Хоменко. Через полчаса сам полковник вышел на связь, предупредил:

- Теперь ваша главная задача - прикрыть город с юга и запада. Немецкая колонна уже на подходе.

- Там мой второй батальон, - доложил Гервасиев, - артиллерийские расчеты. Прошу разрешения направить туда и первый батальон.

- Направляй! Добьем фрицев своими силами. Только держи центр! При возможности переброшу к вам артдивизион.

До самого полудня сжимала Ставрополь огненная дуга сражения - полки Короткова и Львова теснили вражеские части к Ташлянскому яру, откуда оттягивались они к станции Пелагиада, а на противоположном краю города батальоны Гервасиева, наоборот, оборонялись, встретив немецкий полк, усиленный бронетехникой.

Ситуация резко изменилась к вечеру. Очевидно, из-за опасности окружения немцы вышли из боя, отступили. Дивизия Селиверстова, выполнив тяжелейшую задачу, закрепилась в Ставрополе.

А сумрачные улицы и дворы продолжал прочесывать батальон Атарина, пока однополчане бились на южной окраине с подошедшим вражеским подкреплением. Выяв­лять и уничтожать немцев помогали жители, вооруженные группы комсомольцев. Судя по всему, сбежавшие из города немецкие интендан­ты не ожидали столь быстрой развязки. Остались горы имущества, консервов, обмундирования и оружия. В одном из подвалов автоматчики обнаружили питейный склад. Весть мигом пронеслась по всему батальону. Шнапс разбирали ящиками. После боя сам бог велел отвести душу...

На проспекте, у входа в горсад, несмотря на дымную заволочь и отдаленную канонаду, с переплясом и пересвистом праздновали русские солдаты. Возбужденно-радостными, хмельными голосами кричали полузабытые мирные и фронтовые песни, вспоминая любушек, пели с особым чувством ликования, что целы-невредимы и причастны к важной победе, - очистили от оккупантов краевой центр! И на разливистые переборы гармошки, на веселый мужской хор мало-помалу стекались жители улиц, до этого дня боявшиеся даже показываться здесь, рядом со зданием гестапо, где в подвалах истязали многочисленных узников. Прибежали дети, стайкой пожаловали девушки и женщины, даже белобородый пономарь в рясе поспешил к воителям, принесшим избавление. И каждый из горожан, проживших полгода под флагом со свастикой, не сразу осознал, что… наши вернулись!

Владимир БУТЕНКО