06:32, 29 июня 2012 года

Ник Полторанин: Жанна Агузарова хранит наши отношения в тайне

В Сан-Франциско из аэропорта мы с Жанной вышли всего с двумя чемоданами. В них лежало лишь необходимое для небольшого путешествия: бритва, зубная щетка, сменное белье… «Мы должны быть мобильными», — любила повторять она на гастролях еще в Союзе. Да, для короткой поездки этого бы хватило, но в результате мы остались здесь вместе почти на 5 лет. Она была настолько обласкана славой в Союзе, что сомневаться не приходилось: на Западе Жанна Агузарова прозвучит из всех радио-приемников уже через месяц…

Еще Довлатов заметил: чемодан — что-то вроде резюме былой жизни эмигранта. И когда в 1995 году Жанна от меня уехала, всю нашу любовь — фотографии, памятные вещи, записки, подарки — я спрятал в кожаный дипломат под замок. Щелк!

Только этим летом при переезде с Брайтона на новую квартиру снова наткнулся на памятный кейс. Нырнул в кожаное нутро… Тут же попался ее подарок — золотое яблоко на блюдечке…

Яблоко — символ сразу двух городов: Нью-Йорка, где спустя время мы поселились с Жанной, и Алма-Аты, которая свела нас в 1988 году...

Познакомились мы на рок-фестивале, куда я приехал, будучи директором группы «А-СТУДИО» в ее первоначальном составе. Кроме Жанны Агузаровой там собрался весь блеск столичной эстрады. И где-то за кулисами мы пересеклись с музыкантами «Браво».

После концерта в гостинице «Казахстан» захожу в номер к Жене Хавтану, он приглашает и Жанну посидеть с нами. Здесь она уже выглядит по-другому: естественная, без «маски» и косы. Я вспоминаю, что у меня в номере есть видеомагнитофон, и предлагаю устроить кинопросмотр. «Тащи технику!» — радуется Жанна. И вот уже мы все трое сидим на диване, смотрим «Доктора Живаго». Может, и не самый романтичный фильм, но выбора особого не было… Потом я иду провожать Жанну до номера. Возле двери она предлагает: «Зайдешь ко мне?». И когда после душа появляется уже безо всяких нарядов, нравится мне еще больше прежнего… Так начались наши отношения. Остроты добавляло то, что мы пока решили хранить их в секрете.

Жанна, с одной стороны, рано оторвалась от родителей — сразу после школы отправилась из своего захолустного Туртаса Тюменской области завоевывать Москву. С другой — ее отец Хасан оторвался от семьи Агузаровых еще раньше. И хотя Жанна о нем мало что знала, мысленно связь с ним не прерывала никогда. «Ты знаешь, что по отцу-осетину у меня восток в крови», — и как знак особого отличия ручкой нарисовала один раз у себя на плече полумесяц.

Ее мать Людмила Савченко жила с младшим сыном Димкой в обычном деревянном доме — до сих пор мне трудно понять, как в таких условиях возник самородок — Жанна Агузарова. За все время мы их навестили всего лишь раз, и то побыли в гостях всего пару часов. Машина осталась нас ждать у ворот… «Это Коля, мой жених», — представила меня Жанна. Тут же вынесли на улицу стол, мама достала соленья, огурчики, картошку — так отметили знакомство…

В 1990 году, я и так уже выполнял обязанности директора Жанны Агузаровой. Полностью оставил свою карьеру, хотя сыграл пару ролей на «Мосфильме» и мог бы состояться как актер. Но с тех пор, как появилась Жанна, я отвергал все предложения. Чтобы официально стать ее администратором, устроился в Московскую областную филармонию и получил соответствующее удостоверение. В Союзе ведь на все нужна была бумажка со штампом.

Мы вошли в гримерку к Алле Борисовне, и Пугачева приобняла молодую певицу: «Жаннетка, садись!». На меня цыкнула из-под кудрявой челки: «А тебе чего?». И рассыпалась перед моей спутницей в обещаниях: мол, в ее «Театре песни» лучшая раскрутка и на концертах по всему Союзу аншлаги. Это потом все заговорили, что действовала Примадонна якобы по отлаженной схеме: высылала конкурентов на гастроли в провинцию, платя за выступления копейки, а сама тем временем блистала на столичных сценах. Жанна доверяла Пугачевой во всем. С детства перепевала ее «Арлекино», а на встречу с Аллой всегда старалась надеть подаренные ею серебристые туфельки. В 1986 году Примадонна лично представила группу «Браво» на самом популярном тогда шоу «Музыкальный ринг». На сцену Агузарова поднялась сама на себя не похожая: длинное платье, подобранное красным пояском, те самые туфельки, в волосах какая-то непонятная роза. Вырядив ее по своему подобию, Пугачева повторяла: «Смотрите, какая красивая девочка!». Но, видимо, еще тогда Аллу Борисовну насторожил вопрос в прямом эфире одного из зрителей: «А вы не боитесь, что эта молодая певица с необычным голосом станет второй Аллой?» — «Вам неизвестно, что я одна такая?»— не растерялась Пугачева. И тем не менее их постоянно сравнивали, даже когда конферансье объявляли выход Агузаровой: «Сейчас споет девушка, которой пророчат славу Пугачевой!».

...Весь 1989 год мы с Жанной мотались по Союзу. Уже став известной, Жанна поступила в музыкальное училище имени Ипполитова-Иванова. Перед приемной комиссией появилась одетой, как прилежная комсомолка, спела фольклорную песню про «драгоценные камушки». А на первое же занятие опять пришла с пристегнутой косой… Выпускной экзамен Жанна тоже превратила в шоу: на сцене коммунистической аудитории устроила настоящий рок-концерт — так что зрители танцевали на партах чуть ли не на головах у преподавателей. За «неформат» ей все же влепили четверку.

...Мы весь день гуляли по черноморской гальке. Я никогда не признавался в любви, но тут на меня что-то нашло: «Я счастлив рядом с тобой!» — «Тебе так мало надо для счастья?» — засмеялась любимая, пританцовывая в волнах. И ответила на мое признание по-своему… На набережной сидели местные художники, и Жанна вдруг загорелась: «Вставай — буду тебя рисовать!» (талант к живописи у нее с детства — в нашей американской квартире висели картины с намалеванными Агузаровой звездами). Художник уступил ей мольберт...

В тот же день в фойе ялтинского «Интуриста» к нам подвалил некий эмигрант по имени Игорь. Выглядел он как типичный человек с Запада: импортный костюм, банкирские туфли с кожаными помпончиками на носах и белый воротничок. Представился, потом с бутылкой вина заглянул к нам в номер… «Бизнесмен» стал приглашать Жанну к себе в Сан-Франциско: «В Америке мне знакомы все входы и выходы, запишем песню — и музыкальный рынок станет твоим…». В общем, навешал ей лапши на уши. «Я поеду только с Ником», — ответила Жанна. Я подтвердил: «Жанна моя женщина». «Продюсеру» ничего не оставалось, как пригласить нас обоих.

Яркие платья, несколько разноцветных кос, ту самую корону Нифертити — все сценические наряды, архив видеокассет я сложил в коробки из-под бананов и отправил другу в Алма-Ату. Кажется, Жанна этого даже не заметила. Она была преисполнена мечтами, после того как этот Игорь налил ей меду в уши: «Станешь второй Мадонной!». Кроме того, в Москве мы встретились с американским продюсером Кенни, который тоже обещал помочь. Но все это оказалось пустыми словами.

Игорь вез нас в Сан-Франциско через мост «Золотые ворота». Жанна сидела рядом с ним на переднем сиденье и восторгалась: «Смотри — океан, чайки над небоскребами!». Прямо на его «Мерседесе» мы въехали в «голливудскую сказку»: у Игоря здесь был большой дом, собственный тренажерный зал, во дворе бассейн с подсветкой — ну как в кино! Конечно, мы тут же в него бухнулись и поплыли.

Игорю заплатили 2 тысячи долларов за продюсерские услуги: песню он для Жанны записал, а потом махнул на нас рукой, и мы вынуждены были сами пытаться раскрутиться. Без связей и американского гражданства...

Сунулись на радио и телевидение. «Русские?» — продюсеры недоверчиво оглядывали нас с ног до головы. А почему, мы узнали, только посетив местный кинотеатр: наши соотечественники в их фильмах поголовно представлены как мафиози… Прослушивать Жанну никто не брался, отмахивались: «Принесите записи — если понравятся, может быть…». Вот тут и вскрылась моя роковая ошибка: весь творческий багаж Агузаровой остался в коробках из-под бананов… Но нас опять спасли инфантильность и энтузиазм. Жанна лишь пожурила меня, сказав: «Добились всего в Москве, значит, и здесь поднимемся».

Перебрались в Лос-Анджелес, чтобы быть поближе к Голливуду. А кушать что-то надо… Нашли русский ресторан «Черное море». Хозяин узнал Жанну и устало вздохнул: «И чего вам в России не хватало?». Жанна начала там петь по вечерам. Будто из Ялты и не уезжали...

Если эпатировать публику в Союзе Жанне удавалось легко, то в Америке этим занимался каждый второй. Один раз в автобусе мы такую звезду увидели, что чуть не ослепли! Садится перед нами гражданка в мини-юбке — и Жанна краснеет от смущения: «Смотри, разве так можно ходить?!». Только я повел глазами — о, ля-ля, проказница забыла надеть трусики! — как Жанна закрыла мне ладонью всю панораму, заревновала: «Посмотрел, и хватит». Когда вышли из автобуса, сразу купили модный журнал: «Почитаем, может, здесь так принято? Бывает, очевидно, высокая мода, а бывает низкая — каждому свое, это и есть демократия». Вообще к местному менталитету мы привыкали долго. Почему все улыбаются и извиняются непонятно за что? «Наверное, даже если кого-нибудь специально толкнуть и сказать: «Икскьюзми», тебе ответят: «Все в порядке!» — шутили мы.

Жанна начала выступать в местном эмигрантском ресторане «Националь». В разбитой американской мечте почему-то винила исключительно меня: поминала, что я не привез ее кассеты. Порой срывалась по таким пустякам! Как-то принес я в дом мороженое. «Шоколадное? — кричит. — Ты же знаешь, что люблю ванильное, эгоист!». Я молча разворачиваюсь и иду на улицу. Жанна догоняет у выхода из подъезда: «Я не хотела!» — сует в руки какой-то буклет. Выхожу, переворачиваю страницу, а там размашисто написано: «Я очень тебя люблю». Домой вернулся уже с ее любимым мороженым.

Ссоры были мелкие, незначительные, но за ними в тот момент стояла большая проблема нашей неустроенности. И ведь Жанна пыталась говорить со мной о возвращении, но я был настроен на битву под американскими знаменами: «Пойми, не все сразу...». После ее отъезда вспомнил о своей актерской профессии, начал сниматься в эпизодах. Приходилось играть на одной площадке с Сандрой Баллок, Николь Кидман и Анджелиной Джоли. Позже, в Нью-Йорке, я получил и второе высшее образование… Но сколько лет прошло! Жанна не могла столько ждать. Тем более что в Москве у нее когда-то все это уже было.

Как не хотел я везти ее в аэропорт! В машине мы сидели обнявшись, тяжело мне было отрывать любимую от сердца... Сам я себя в России уже не видел. А Жанна не смогла остаться в Штатах. Ее манили концертные залы, а меня — американское гражданство. Все кончилось так прозаично — но не мог я больше отказываться от своей жизни ради Жанны! А мы ведь думали: когда-нибудь поженимся, даже фантазировали на тему общих детей... Но всегда находилось что-то более важное и сиюминутное.

Я еще надеялся, что Жанна вернется. И долго-долго ее ждал, несколько лет был совсем один со своим американским паспортом. Не знал даже, куда ей звонить, — с нашей квартиры она съехала… Пару раз Жанна сама набрала мой номер, но разговор не клеился. Наконец встретил в Нью-Йорке русскую женщину — Наталью из Саратова, у нас родилась дочь Николь, сейчас ей 10 лет. Только иногда какой-нибудь эмигрант или бывший сосед по Брайтону спросит: «Где сейчас Жанна Агузарова?». Тогда я отшучиваюсь: «Она улетела от нас к звездам…», имея в виду, конечно, российский шоу-бизнес.

«7 дней»
«Ник Полторанин: Жанна хранит наши отношения в тайне»
Газета «Ставропольская правда»
29 июня 2012 года