Случайная встреча хирурга и журналистки

Иван Дмитриевич (назовем так нашего героя) работал в клинике, в отделении экстренной хирургии, куда поступали больные, которым требовалась срочная операция. Он оперировал ежедневно, и часто по нескольку часов подряд. Иногда его вызывали и ночью, и он снова становился к операционному столу.

Работа заполняла всю жизнь Ивана Дмитриевича. Даже дома, придя с дежурства, он перебирал в памяти подробности проведенных днем операций, листал медицинскую литературу, чтобы убедиться, что правильно действовал, звонил в отделение, справляясь о состоянии своих пациентов.

А дом для него был тихой гаванью. Жена – спокойная, молчаливая Нина Васильевна – бого-творила мужа и его профессию и старалась окружить супруга максимальным комфортом: в их квартире царили чистота и уют, а в духовке к его приходу всегда томилась вкусная свежая еда.

Иван Дмитриевич не задумывался о том, когда жена успевает все делать: преподавать в школе, вести домашнее хозяйство, растить их сына. Сам он был далек от бытовых хлопот. Работа так выматывала, что, приехав домой после трудового дня, он ужинал и оставшееся до сна время проводил обычно в кресле у телевизора.

…Они поженились еще в студенческие годы и жили в согласии, без ссор и размолвок уже второй десяток лет – на зависть многим друзьям. Нина Васильевна была убеждена, что муж должен дома отдыхать, ее же обязанность – не тревожить его своими проблемами и переживаниями, а потому справлялась со всем одна, не обращаясь к нему за помощью.

Однажды за завтраком Иван Дмитриевич вдруг заметил, что жена неважно выглядит, сильно похудела и почти ничего не ест. Хотел спросить, что с ней, но не стал, решив про себя: супруга по примеру других женщин села на диету. Лишь когда она слегла, впервые пожаловавшись на боли в желудке, он обеспокоился и отвез ее на обследование. Анализы показали: рак в последней стадии.

Иван Дмитриевич вынужден был с горечью признаться самому себе, что проявил непростительную невнимательность к жене и просмотрел начало болезни, когда ей еще можно было помочь. Через три месяца Нины Васильевны не стало. Его горю не было предела: винил себя, проклинал свою чрезмерную занятость в клинике, корил сына, что не подсказал ему вовремя… Он был так потрясен, что даже несколько дней не мог оперировать.

Со смертью жены рухнула отлаженная жизнь. Сразу возникло множество вопросов – больших и мелких, которые требовали немедленного решения. Вначале Иван Дмитриевич попросту растерялся: стал нанимать больничных нянечек, чтобы убрать квартиру, приготовить обед, но скоро понял, что это не выход из положения. Пришлось учиться варить супы, жарить котлеты, стирать рубашки… Раздражался, нервничал, бытовые неурядицы мешали сосредоточиться во время операций. Но постепенно все как-то вошло в колею.

Приближалась годовщина со дня кончины Нины Васильевны. Иван Дмитриевич привык к положению вдовца, упорядочил быт и продолжал целиком отдаваться работе. Только по ночам, когда приходили воспоминания, остро ощущал одиночество.

- Жениться тебе надо, Иван, – все чаще поговаривали друзья и сослуживцы, встречая его по выходным в гастрономе или на рынке с сумками в руках. Он и сам размышлял об этом, но не мог себе представить, где и как искать ту, которая заменит незабвенную Нину Васильевну…

А потом он встретил Изольду в кафе на вечеринке по поводу юбилея своего однокурсника. Это была крепко сложенная, еще привлекательная женщина. При знакомстве его поразило не только ее редкое имя, но и то, как она лихо, по-мужски пила водку, осушая рюмку за рюмкой, при этом демонстративно не закусывала, а лишь нюхала корочку черного хлеба…

Когда он усаживался за стол, Изольда сама назвала свою фамилию, место работы и кокетливо осведомилась:

- Надеюсь, вы читали мои статьи?

Иван Дмитриевич в ответ пробормотал что-то невнятное: газеты он давно перестал читать, тем более новейшие, специализирующиеся на смаковании сплетен и слухов о жизни знаменитостей и подробностей громких криминальных происшествий. А именно в таком издании и подвизалась Изольда.

А он оказался в роли кавалера, который согласно застольному этикету обязан ухаживать за сидящей рядом дамой.

- А я слышала, что хирурги, – насмешливо заметила Изольда, – всякий прием пищи начинают с некоторой толики спирта…

- Не знаю, кто вам это сказал, – сухо ответил Иван Дмитриевич. – Наша профессия требует постоянной ясности ума и твердости рук…

Изольду его суровый тон нисколько не смутил. Она сообщила, что развелась с третьим мужем и теперь находится «в свободном полете», потом стала довольно остроумно комментировать тосты, звучавшие за столом, не забывая наливать себе еще и еще…

Иван Дмитриевич молча слушал и ел. Насытившись, выпил бокал вина и встал, чтобы подойти к виновнику торжества, попрощаться и тихонько уйти, но путь ему преградила Изольда.

- Как? Вы покидаете свою даму, даже не выпив с нею на брудершафт? – игриво и громко – на весь зал – спросила она. -

Несколько гостей повернулись и с любопытством уставились на них. Ивану Дмитриевичу стало неловко, и, чтобы не быть объектом всеобщего внимания, он снова сел, машинально взял из рук Изольды наполненный до краев фужер и проглотил его содержимое…

Что было потом, как добрался до дома, Иван Дмитриевич помнил смутно. Проснулся в своей постели, рядом, всхрапывая и распространяя запах перегара, спала Изольда. «И эту женщину я, возможно, обнимал ночью?» – с омерзением подумал он.

- Милый, ты уже уходишь? – с притворной нежностью произнесла Изольда, открыв глаза.

- Разве мы уже на «ты»? – неприятно удивился Иван Дмитриевич.

- Ну и память у этих медиков! – шутливо воскликнула Изольда. – Мы же с тобой на вечере выпили на брудершафт! – И без всякого перехода деловито спросила: – Я перекантуюсь у тебя с недельку? Меня вчера хозяйка квартиры, где я жила, выставила за дверь…

Так эта случайная женщина поселилась в доме Ивана Дмитриевича, сея хаос и сумятицу в его душе. В то время он жил один – сын уехал на лето со стройотрядом в село, после работы встречала тоскливая пустая квартира. Поэтому, наверное, он и проявил нерешительность, молчаливо позволив Изольде остаться.

А она с первых дней повела себя у него свободно и беззастенчиво – как хозяйка. С утра начинала на кухне курить и пить кофе. Не утруждаясь приготовлением завтрака, приносила из соседнего ресторанчика какие-нибудь салаты и бутерброды и принималась обзванивать знакомых, работающих в милицейской сфере. Это у нее называлось «собирать информацию». Затем отправлялась в редакцию, чтобы написать и сдать в номер «сенсацию». Возвращалась поздно вечером, как правило, сильно навеселе.

Это вызывало у Ивана Дмитриевича отвращение и растущее недовольство. Кроме того, скоро выяснилось, что Изольда отличается редкой неопрятностью и прямо-таки патологической неряшливостью.

Шло время, «неделька», на которую попросилась пожить у него Изольда, давно закончилась, а она и не думала уходить. Иван Дмитриевич мучился и стыдился своей слабости, не знал, что отвечать на вопросы любопытных соседей, интересующихся, не женился ли он…

Однажды, вернувшись с ночного дежурства раньше обычного, он обнаружил в своей спальне грязного пьяного незнакомца, торопливо натягивающего брюки. Иван Дмитриевич в порыве гнева хотел тут же грубо вышвырнуть Изольду из дома вместе с этим мужиком, но подумал, что соседи станут свидетелями его позора, и остановился. А она, картинно изображая отчаяние, горячо уверяла, что это ее двоюродный брат, который в городе проездом.

После бурных объяснений договорились, что она останется у него на сутки, чтобы найти другое жилье. Но вечером неожиданно приехал его сын и поставил точку в этой истории. Дверь ему открыла как всегда подвыпившая Изольда в пеньюаре Нины Васильевны.

Увидев чужую женщину, парень сразу все понял и с порога возмущенно заявил отцу:

- Как ты мог так оскорбить память мамы? Разве не видишь, кого приютил в нашем доме?

Иван Дмитриевич растерянно молчал, а Изольда, презрительно усмехнувшись, быстро побросала свои вещи в сумку и гордо удалилась. В комнатах после ее ухода еще несколько дней стоял какой-то навязчивый неприятный запах…