Воспоминания очевидца о буденновской трагедии 1995 года

* * *

Мы, десять человек, абсолютно чужие друг другу люди, по воле случая вместе оказались здесь, в небольшом домике в квартале от эпицентра трагических событий – от здания местного райотдела милиции, на которое в полдень 14 июня напали бандиты. Мы застыли в ожидании. Наконец–то за последние полчаса мне представилась возможность хоть как–то собраться с мыслями и, если об этом вообще можно было вести речь, разобраться в происходящем. Я вдруг понял одну очень важную вещь – именно сегодня для меня настал некий момент истины. Нежданно–негаданно, без всякой моральной подготовки я оказался в исключительной ситуации, требовавшей от меня принятия каких–то решений. Причем решений однозначно правильных, иначе ошибка будет стоить мне жизни! Но я с ужасом осознавал, что абсолютно не готов ко всему этому. Голова отказывалась что–либо соображать и просто раскалывалась от боли, вызванной перенапряжением.

Итак, я прожил на свете 35 лет, и сегодня мне предстояло умереть – в этом я нисколько не сомневался. Что же так мало отвела мне судьба? Я вообще–то рассчитывал на большее. А тут… так глупо и неожиданно – в полном расцвете сил и в замечательный, ясный, солнечный день. Каждый человек знает, что рано или поздно отдаст Богу душу, и каждый по–своему представляет это важнейшее событие. Но редко у кого это событие в реальности соответствует нарисованному в собственном воображении. В момент истины, оказывается, тебя раздирает множество вопросов про нереализованные планы и дела, которые все откладывал на потом, думая, что впереди еще уйма времени. Про то, что уже никогда не вернешься домой, и не увидишься с родителями и семьей.

Да, кстати, а что с ними? Я бросился к телефону, рванул на себя трубку, но она молчала. Кто–то из женщин сообщил, что связь отключена по всему городу (о сотовых тогда и не мечтали!). Радио не работало. Что там, в узле связи, происходит? Непрошеные гости наверняка зашли и туда. Зато по телевизору передавали развлекательные музыкальные программы, художественные фильмы, а в новостях никто и словом не обмолвился о том, что творится в Буденновске. Еще не знают? От этой мысли холодело все внутри, ведь если не знают, то и не придут на помощь. Значит, нас всех здесь уничтожат?

А как там жена и дочка? Черт, у моей маленькой Валерки послезавтра день рождения, и я ей обещал покататься на катере по Буйволе! Какой теперь день рождения?! Интересно, что они делают, их кто–нибудь предупредил и куда они укроются в случае чего? А матушка? Она же на работе, в редакции районной газеты «Вестник Прикумья», а редакция – в здании Белого дома, на пятом этаже! То есть там, куда переместился автоматный и пулеметный огонь! А я стою здесь и не могу даже рыпнуться на улицу, потому что самого пристрелят. Ну как не сойти с ума от всего этого?!

А как мне убить человека? Ведь вполне вероятно, это и предстоит сделать с минуты на минуту. Я никогда не убивал и даже не представлял себе, что такое возможно. Господи, я и курицу не могу убить! Помню, у тещи, где мы с семьей любили проводить время, однажды меня заставили отрубить домашней птице голову. Я долго держал ее, трепыхающуюся, борющуюся за жизнь и, вероятно, понимающую даже своей тупой куриной башкой, что ей пришли кранты. Теща смотрела на меня с ехидной улыбкой и, как мне показалось, с пренебрежением, дескать, тоже мужик называется – слабак, а не мужик! Ну и плевать, что она там думала, а я не смог отрубить курице голову и опустил топор. А тут убить человека! Смогу ли я ударить его ножом? Причем ударить надо так, чтобы убить сразу, и не дать ему возможности выстрелить и убить меня и других людей, находящихся здесь. Готов ли я к этому? Не знаю...

Так мы стояли и ждали непрошеных гостей, напавших на Буденновск с оружием. Но никто не приходил. И только я так подумал, как послышались какая–то возня, хруст веток и чьи–то торопливые шаги. Мы напряглись. Однако тот, кто пробирался со стороны сада, неожиданно замер и перестал подавать признаки жизни. Кто бы это мог быть? Бандит? Тогда почему он не идет напролом, нагло, ведь ему, по сути, нечего бояться. Или кто–нибудь из наших? В это понятие «наши» каждый из нас тогда вкладывал особый смысл. Мы действительно представляли собой некую единую общность, испытывали почти родственную близость и готовы были пойти на жертву ради спасения абсолютно незнакомого человека. Удивительно, но я, наверное, как и другие, чувствовал это!

Кусты снова зашевелились, и из них осторожно высунула голову какая–то девушка, а за ней и молодой человек. Они явно не походили на бандитов.

– Эй! Давайте сюда! – шепотом позвал незнакомцев хозяин дома Игорь. – Быстрее!

Девчонка с парнем пригибаясь рванули из своего укрытия к дому. Запыхавшись, они попросили воды, а потом рассказали, что были недалеко от центра, в гастрономе, когда началось светопреставление. Бородатые нерусские мужики с зелеными повязками на головах и с автоматами–пулеметами наперевес появились будто из–под земли. И сразу начали стрелять по прохожим и покупателям. Некоторые из мирных граждан, в том числе и наши рассказчики, бросились во внутренний двор магазина, по приставной деревянной лестнице поднялись на крышу и какое–то время выжидали там. Потом решили по крышам соседних домов уйти в разных направлениях, «рассыпаться». Так они оказались здесь.

Выслушав их рассказ, мы слова не могли взять в толк, кем же являлись напавшие на город «бородатые нерусские мужики». Но молодые люди в один голос утверждали, что это, мол, чеченцы. Так, дескать, говорили люди там, на крыше.

Внезапно кто–то проговорил, и от этих слов будто все оборвалось внутри: «А почему стоит такая дикая тишина?». Все, кто был в доме, прислушались. Действительно, совсем недавно не утихал автоматный и пулеметный огонь, заходились в бешеном лае собаки, а сейчас их совсем не было слышно. Хотя бы слабого поскуливания или неуверенного тявканья. Но даже и не это так сильно испугало, а вот что – совсем замолчали птицы. То есть, может, они летним днем когда–нибудь и замолкают, только лично я никогда не обращал на такие тонкости внимания. Сейчас же их молчание казалось зловещим. Наверное, потому, что сливалось с всеобщим, «гробовым» молчанием. Подобной тишины я никогда в жизни не слышал. Стало жутко, немыслимо страшно. В голову сразу полезли, расталкивая друг друга, самые невероятные мысли.

Надо было что–то обязательно делать: мы томились в нашем убежище уже около двух часов, и эта бездеятельность угнетала и действовала на нервы. Мы с Игорем прильнули к окну, выходящему на улицу. Долгое время не видели никого, даже животных и птиц. Создавалось ощущение, будто все вымерло. А мне казалось, что я попал в виртуальный мир, где все ненастоящее. За все время, прошедшее с того момента, когда я ступил на площадь, мои пальцы не раз с силой щипали руки, ноги, живот. Я все хотел проснуться, но никак не получалось, никак не удавалось избавиться от кошмара.

Вдруг кто–то промелькнул в окне. Мы сразу отпрянули в стороны и вжались в стену – каждый со своей стороны. Но любопытство взяло верх, и через несколько секунд мы уже снова выглядывали на улицу. А там стали появляться люди, открывались калитки домов, что напротив. Это было неповторимое чувство – словно ты долго не мог дышать и уже почти задыхался, но вот откуда–то к тебе проник спасительный глоток воздуха, и ты наконец вздохнул полной грудью. Мы бросились открывать калитку и все, сколько нас было в этом доме, высыпали на улицу.

Тогда никто, конечно, не думал о том, что он вышел уже на другую улицу другого города и... в другую жизнь.