Спасибо улицам рассветным

Солдатская песня

В подземном переходе не стихает -
Бубнит гитара, наполняя день.
А под нее солдат слепой страдает,
Берет свой синий сдвинув набекрень.
Прохожие проходят, прячут взгляды,

Как по команде, продолжая путь.
Солдат поет…
И, отмолив награду,
Крестом широким покрывает грудь.
Рябит его не новая тельняшка.

Он не расстался с нею, не сносил…
У ног лежит разорванная фляжка -
В нее и я копейки опустил.
… Не по себе.


И почему — понятно:
Дыханье слышу дьявольской тоски.
Звучит «катюша», словно в сорок пятом,
И сердце разрывает на куски.

Письмо писателям Москвы

В Москве немало пишущей братвы,
Не признающих дивных точек дальних,
Казачьих хат, неразлюби-травы,
Степей и гор провинцией прозванных.

Так знайте вы, собратья москвичи:
У нас веками были крепче робы…
Ведь здесь, у нас, особые харчи,
И воздух чистоты особой.

У нас, коль мат, – с крутой заваркой мат,
И так закручен — не найти замены!
Куда ни глянь, сады: за садом – сад.
И пошлость не выносится на сцены.
Здесь женщины покруче, чем у вас,
Спросите тех, кто ездил «по глубинке».
Я адрес шлю: Провинция. Кавказ.
Казачий домик старенький – в Невинке.

Боль

Две тысячи погибших…
Душу жжет.
Тбилиси навязал войну нам эту.
Гудит она, дома и скалы рвет,
В Цхинвале тесно от огня рассвету.
… Две тысячи погибших…
Сколько бед!
Тебя бы в царство мертвых, в день опальный.
Тебя бы, пришлый, черный «президент!»
Порочный сын всей Грузии печальной.

Две тысячи погибших
На войне.
Ее мы трудно здесь остановили.
Но от утрат Цхинвала больно мне.
Как будто и меня похоронили.
Две тысячи погибших…
Душу жжет.

                  Цхинвал. 20 сентября 2008 г.

***

Мне Богом был дарован край степной,
С высоким небом и лазурной далью.
С Луной, что тихо светит надо мной,
Как первый буй, в моей дороге к Раю.

Домовой

Сломали дом,
Как воз свалили с плеч.
(Сноровисто сошлась дурная сила).
А как же домовой?
В какую печь,
На чей чердак упрячется чудило?
Изгнали домового. Вот ведь как!
Совета и согласья не спросили.
А тут был дом и во дворе верстак.
Домов таких немало по России.
Теперь на месте старого жилья
Витает призрак избяного духа.
А рядом сад, замшелая скамья,
Что по ночам поскрипывает глухо.
Пригрел ли кто хранителя тепла,
Хранителя покоя и уюта?
Сейчас ему несладко без угла!
Всем домовым несладко без приюта.
Куда ушел ты. Добрый домовой,
Из наших мест?
Куда идешь по миру?
Мне жаль тебя, волшебник дорогой,
Иди ко мне! Иди в мою квартиру!

Градобой

Почернели сады.
А земля побелела.
Пять минут градобоя,
Всего только пять…
Мне казалось, не крыша -
Планета звенела:
Нелегко и земле
В градобой устоять.
И невольно мне тронуло
Душу поверье:
«Град к несчастью…»
А эдакий? К страшной беде.
Он срывался с кулак.
И ломались деревья.
И убитые утки лежали в воде.

Все утихло.
И солнце, как дева, явилось…
Пять минут градобоя,
А сердце — в комок!
Прошлой ночью война
Почему-то приснилась.
Я проснуться хотел,
Но проснуться не мог.

В музее

Лежат за стеклами гранаты,
Осколки, тронутые ржой.
И автоматы, автоматы,
Сполна крещенные войной.
Лежат партийные билеты,
Войной прошитые насквозь.
И пожелтевшие планшеты,
Которым выжить удалось.
Лежат солдатские награды
И генеральские часы,
И хлеб — в музее Ленинграда -
Как сердце матери-Руси.

***

Словно в цвете сирень,
В небе чистом огни,
Не соцветья они,
Не созвездья они.
Это в майские дни
В сорок пятом году
Каждый выстрел отцов
Превратился в звезду.