Служба в Афганистане Василия Тетерина

Посадили их на новенькие КамАЗы, показали, где что включается, и колонна по сплошному гололеду двинулась в сторону Наро–Фоминска. Погрузили технику на платформы, а через несколько дней уже ехали на ней по афганским дорогам, к месту дислокации – селению Пули–Хумри, что в переводе означает «Долина смерти». Как гласит легенда, зловещее название это место получило после того, как здесь всего за несколько дней нашел последний приют целый английский экспедиционный корпус. Кто не был убит, тот умер от болезней.

Батальон, в котором служил рядовой Тетерин, обеспечивал керосином наши аэродромы. Полсотни горючевозов колонной двигались по дорогам, полным опасностей. Это позже, когда были подсчитаны потери (а они составляли до 40 процентов среднегодового выхода техники из строя), начали строить магистральный трубопровод от Термеза до Пули–Хумри.

Василий утверждает, что за 20 месяцев его службы из 60 КамАЗов повреждения получили 57. Его машина – как раз из той счастливой тройки. А вообще–то ему не раз говорили, что он счастливый, в рубашке родился. Как–то порожняком возвращались по серпантину Саланг в бригаду. Первым в колонне вместе с ротным шел его друг Серега Арнаутов из Липецка. Василий за ним, на пассажирском сиденье – повар, едут, всю дорогу разговаривают. И тут кто–то их обогнать хочет – это Алексей Мартынчук сигналит, жестами что–то показывает. Ну и ладно, обгоняй, все равно раньше колонны на базу не попадешь. Наверное, и километра не успели пройти – вдруг обстрел! Сереге в сонную артерию попали, успел из машины выскочить, два шага сделал – и рухнул как подкошенный. Обогнавший Мартынчук так и остался в кабине, пять пуль в голову влепили, а ведь отправили его тогда в последний рейс, обещали, что потом – уже верняк домой. И дембель получился в цинковом гробу.

Василию тогда первый раз командир роты и сказал, что он в рубашке родился: осколками лоб и щеки посекло, почти месяц с квадратным лицом ходил.

Второе его везение – когда избежал местных болезней, а ведь 90 процентов ребят переболели гепатитом уже в первое лето. Впрочем, в болезни был один привлекательный момент – после госпиталя отпускали домой на целых три месяца! А за это время могло ох как много всего произойти! Рейс по минимуму дня четыре занимал, а если дальний, то и двух недель не хватало. Помимо гранатометов из зеленой зоны, смерть могла настигнуть и на надежной, казалось бы, проверенной дороге: пройдет одна–другая машина из колонны, и вдруг под третьей, а может, и десятой взрыв – это хитрая мина «в накачку» сработала.

Домой Василий не писал ничего такого, чтоб могло бы волновать родителей. Начинались письма всегда солнечно и оптимистично: «Солдатский привет с юга!». В основном сообщал о том, какие красоты наблюдал, проезжая по горным дорогам: удивительные гранатовые плантации, отборные продолговатые дыни на раскаленной земле, а ближе к пакистанской границе, слепя взор, зрели апельсины. И о том, что здесь, на горячих афганских перевалах, встретил своих школьных приятелей Василия Гражданкина и Александра Моисеенко. А еще благодарил за копченую колбасу, которую они ему передавали через офицера Геннадия Орлянского – он тоже был из Дивного.

И ни слова не было в письмах о том, что на днях, возвращаясь из командировки, обломался около одной деревни и ремонтировался там целый день, что подкармливал его старик–афганец лепешками и виноградом, а накануне точно таким же образом отравили замполита. Но дед был настолько хлопотливый и доброжелательный, что в плохое верить не хотелось. Только поторапливал жестами да мимикой – мол, быстрей ремонтируйся да уезжай, пока солнце не село, а то и тебе, и мне будет «бух–бух».

У Василия, как и у многих в полку, был «Полароид», и фотографии он отправлял домой пачками, только, как выяснилось позднее, ни одна из них не дошла до Дивного.

Про третий свой счастливый случай он тоже матери не сообщил. Возвращались они из Кабула в Черикар, и вдруг – обстрел. Душманы отсекли три последние машины. Стреляли из английского БУРа – каждый, кто воевал в Афгане, знает, что эта винтовка способна пробить даже броню БТРа. Одна пуля, пробив радиатор, застряла в крышке клапанов двигателя, другая раздробила Василию ступню. Одновременно он почувствовал боль, под ногами что–то хлюпнуло, омыло горячей волной – это была вода из радиатора. Вниз он не смотрел – надо было поскорее выбираться, иначе – верная смерть. Чтобы взбодриться, стал горланить песни – за свое пионерское детство и комсомольскую юность выучил их немало. Много чего пел: «Взвейтесь, кострами», «Шел отряд по берегу», но всю душу вкладывал в слова «Крепче за баранку держись, шофер…». В общем, до базы кое–как дотянул, а потом очнулся в госпитале. Повезло – даже пальцы не ампутировали, как планировали первоначально. Месяц в госпитале, впереди уже «улыбался» дембель, и вдруг при выписке обнаружили гепатит – ну, это уж было совсем некстати – на три месяца прописаться в «инфекции».

После войны (впрочем, тогда это слово нельзя было употреблять в отношении Афганистана) был Василий Тетерин водителем и инженером, комсомольским работником, а последние двенадцать лет заведует учебно–курсовым комбинатом, то есть помогает дивенским пешеходам пересаживаться на автомобили.

Уж почти 30 лет как отслужил, а помнится то время – словно это было вчера. Не любит он, когда политики, не нюхавшие пороху, рассуждают: мол, Афганистан – ошибка в политике нашего государства. Даже если и так, то для рядовых солдат в той войне главным были воинский долг, присяга, посредством которых и проверялось, настоящий ли ты мужчина, солдат, защитник. И песни своей юности он тоже уважает. Они придавали сил не только в момент, когда нужно было выйти из–под обстрела, но и потом – в три последующие десятилетия. И расставаться с ними он не собирается…