Одинокая улица

В прехорошенькую девчушку разом влюбились все мальчишки начальной школы. Ведь она не просто красавица и отличница, а еще и свой парень: не ревет, не ябедничает, может запросто огреть обидчика портфелем, хорошо играет в «пристенок», быстро бегает и ловко лазает по заборам. Кто ж не мечтает о такой даме сердца! За право нести ее портфель малолетние мужчины были готовы мутузить друг друга в кровь, но Иришка неожиданно выбрала самого тихого и неприметного кареглазого Гошку, на голубой рубашке которого три пуговички были пришиты белыми нитками, две синими, а одна и вовсе желтыми. Год назад у него умерла мама. Папка один растил их с сестренкой, пятилетней Валюшкой. По утрам старший брат отводил ее в детский сад, защищая от шипящих злых гусей, а после школы тащил за руку домой, не забывая измерить глубину луж, если они имелись в наличии, конечно. Иришка сама подошла к Гошке после уроков и сказала:

– Я тоже пойду с тобой.

И они пошли. Конечно, после этого ему было не избежать расправы со стороны оскорбленных воздыхателей голубоглазой атаманши, но она строго заявила пацанам:

– Кто Гошку тронет, будет иметь дело со мной!

Под их грустно-завистливыми взглядами они шли за Валюшкой, брали ее за ручки и топали по сельской улице домой, останавливались у извилистого ручейка, по берегам которого росли раскидистые вишни, пускали кораблики. Иришка их так хорошо мастерила – отец научил. Когда же нагрянула снежная зима, ломали лед в ручье и лепили снежных баб, напрочь промочив рукавички. Иришкина мать зазывала всю троицу на чай с малиновым вареньем, пришивала Гошке пуговицы, а Валюшке дарила Иришкины платьица и банты.

С приходом весны вновь поплыли по быстрому ручью белые кораблики. А потом… потом Иришкиного отца перевели в другую часть.

– Придешь меня провожать? – спрашивала она, когда в последний раз они топали из школы.

Гошка утвердительно кивнул в ответ, но не пришел. Вернее, пришел, но так и не решился подойти. Он спрятался в зарослях сирени неподалеку, смотрел, как молоденькие солдаты в зеленых пилотках грузят на грузовик вещи. Небогатое имущество резвые бойцы быстро разместили в кузове, мать усадила Иришку в кабину, и машина тронулась. Гошка навсегда запомнил ее номер – 16-98, а еще ярко-розовые бантики на белокурых волосах его первой любимой.

Он проплакал в сирени до сумерек, захлебываясь от горя, и только когда стемнело, побрел домой по знакомой улице, которая вдруг стала для него чужой.

– Эти демократы хуже моей кошки Маруськи. Она хоть время от времени со стола куски таскает, а эти всю пенсию бессовестно каждый раз выманивают. Вон коммуналку куда повысили, – баба Оксана была на «трибуне» самой голосистой.

«Трибуной» молодежь окрестила пятачок возле ее дома, где в палисаднике разместились буквой «П» три лавочки. На них ближе к вечеру и собирались старики поговорить и поругать правительство, иногда митинг разгорался такой, что воробьи с окрестных деревьев разлетались кто куда. И только Иван Дмитриевич, бывший кадровый военный, в дискуссиях почти не участвовал, а тихо сидел на стульчике, который приносил с собой.

– Что ты молчишь, Дмитрич? Куда ж вы, военные, глядели, что у вас под носом такую державу развалили?! Тоже мне защитники Родины, – задевала его хозяйка посиделок.

Пожилой подполковник в отставке, кажется, пропускал грубые поддевки мимо ушей и все чертил на земле только для него понятные хитроумные чертежи.

…За ночь выпал снег. Утро было морозным и солнечным. Проснувшись, Иван Дмитриевич взял лопату и поспешил расчищать дорожки. Он сразу же обнаружил, что соседка его опередила, все тропочки промела. Теперь она маячила в самом конце огорода, у ручья.

– Вот неугомонная, – покачал головой бывший офицер, и уже хотел оторвать взгляд от фигуры в черной фуфайке, как Оксана Ивановна вдруг бегом бросилась прямо в ледяную воду, утопая по колено. Иван Дмитриевич со всех ног тоже кинулся туда. Пока он добежал, с трудом переводя дыхание, женщина уже выбиралась на берег, прижимая к себе два крохотных пушистых существа.

– Скорее снимай шапку, надо их согреть, – скомандовала она.

Иван Дмитриевич беспрекословно стянул ушанку, и через секунду там жалобно мяукали два слепых котенка.

– Сволочуга какая-то выбросила, хорошо, я рядом была.

Баба Оксана спешила к дому, оставляя на снегу мокрые следы. Ее добровольный помощник семенил следом.

За пару минут, что Оксана Ивановна переодевалась, Иван Дмитриевич, прижимая к себе мокрых котят, успел оглядеться в апартаментах соседки: уютно, безупречно чисто, на столе вышитая скатерка, на окнах горшки с разноцветными фиалками.

– Просто живу, не по-городскому, – перехватила его любопытный взгляд появившаяся в дверях хозяйка.

Затем она взяла найденышей и принялась сушить махровым полотенцем.

– Сбегаю, Аленкин фен принесу, – спохватился Иван Дмитриевич и очень скоро вернулся с феном, который в два счета отогрел малышей, и они замяукали наперебой. – Теперь есть хотят, – обреченно вздохнул подполковник.

Спасла ситуацию Маруська, которая поддалась на уговоры любимой хозяйки и стала кормить чужих детей наравне со своим рыжим Чубайсом.

Умиленно наблюдая за этой картиной, пожилые люди разговорились. Оксана Ивановна стала потчевать гостя душистым малиновым вареньем и пирогами собственного приготовления.

Постепенно они стали неразлучны. Наблюдая, как Иван Дмитриевич, принарядившись, спешит в соседний двор, зять вздыхал:

– Полнеба охватила тень, но не скудеет в сердце нежность.

– Да перестань ты, – одергивала его жена. – Посмотри, отец наконец-то ожил, у него блеск в глазах появился.

С приходом весны Оксана Ивановна взялась преподавать Ивану Дмитриевичу науку огородничества, они вместе колдовали над грядками, работали в саду, радуясь первому весеннему солнцу. А по вечерам вместе выходили на «трибуну», но уже не ссорились, да и говорил больше он, рассказывая о военной службе, о странах, в которых довелось побывать, и даже о политике.

– А ты что, Оксана, молчишь? – поддевали ее подруги.

– Пусть Ваня говорит, он так много знает, – и она смотрела на него с такой пронзительной нежностью.

А потом из далекого города неожиданно приехала дочь бабы Оксаны. Сын ее попал в неприятную историю, и срочно понадобились деньги, чтобы вытащить его из тюрьмы. Буквально за два дня нашла покупателей, продала дом и увезла Оксану Ивановну с собой.

Иван Дмитриевич с того дня выходить на «трибуну» перестал, сидел на своем стульчике в огороде, гладил осиротевшую Маруську и трех ее пушистых детей, считая себя тоже сиротой.

г. Светлоград.