Цирк уехал. Клоун остается

Артист

Олег Васильчук родился в Херсоне, школу окончил там, а профессию получал в Москве. Очень хотел в театральное училище. Но не взяли. Из-за дикого говора, состоящего из смеси одесского, украинского и русского.

- Сказали, - вспоминает Олег, - что я его не исправлю никогда. А я уже через год избавился и забыл о нем.

Но вместо театральной пришлось осваивать другую профессию в Государственном училище эстрадного циркового искусства. Закончил его в 1983 году. Как все выпускники, иронизирует Васильчук, считал себя народным артистом как минимум. Потом звания - все ниже и ниже, а сами ребята становятся просто артистами. Олег понял, что учиться нужно еще. Сначала работал в группе (термин такой для тех, кто еще не может поставить самостоятельный номер). Заслуженного артиста России Петра Толдонова и по сей день считает своим учителем. Он дал Васильчуку то, чего ему не хватало, - дал школу. Школу настоящего клоуна.

Когда остался один, сделал свой собственный номер - комическую иллюзию. Работал в Питере, на Кипре. В северной столице познакомился с режиссером Виктором Франке. Вместе они сделали большую программу - реприз и трюков хватает на ат-тракцион.

- Это была первая попытка, - говорит Олег. - А оказалось, судьба.

С тех пор клоунские иллюзии или иллюзионная клоунада, как хотите, стали его профессией. Но о профессии и ее секретах – чуть позже.

Сначала о том, почему клоун Васильчук вынужден остаться в Ставрополе. Потому что он - бомж. С тех самых пор, как развалился великий Советский Союз. Все родственники остались в зарубежном

Херсоне, где был прописан и Олег. При развале Союза говорили, что с работой у иностранцев будут в России проблемы. Вот он и выписался с ридной херсонщины. Года три так и прожил почти на нелегальном положении. Тут подвернулись гастроли за границу, понадобился загранпаспорт. Васильчук работал тогда в одной из северных областей России. Поклонники его таланта помогли с документом: зарегистрировали в одной из глухих деревень километрах в 150 от областного центра и загранпаспорт справили. Нынче это благо оборачивается для Олега проблемами. Поехать он туда, где зарегистрирован в общежитии психиатрической больницы, не может. Машину купил. Она и своя, и чужая, так как оформить ее на себя не может. Документы на звание ветерана и то собрать не получается.

- А Росгосцирк (Российская государственная цирковая компания. - В.Л.), вы же там проработали всю жизнь? Разве не может помочь?

Олег вздыхает:

- Да, вел я там разговоры. Обещал начальник отдела кадров что-то придумать. Но я ведь реальный человек и особо ни на что не рассчитываю. А пока ВП, вообще, где найдут для меня работу, там и определится место жительства...

Вынужденный простой - это плохо. Это, когда не работаешь и сидишь без зарплаты. Можно месяц сидеть, а можно и полгода. Васильчук рассказывал о друге-коверном, который после гастролей в Ростове семь или восемь месяцев просидел без работы. Потом приходит вызов, и нужно за неделю восстановить и себя для работы, и номер.

Олег с обидой говорит:

- Ну, почему никто не понимает, что за время ВП теряешь ощущение манежа, чувство зрителя, форму. Ладно, я – коверный. А акробаты, воздушные гимнасты?

Впрочем, виновника в своем ведомстве никто не ищет. И Васильчук в том числе. Но принципы формирования программ Росгосцирком вызывают определенные – и на мой взгляд, вполне справедливые – вопросы. Как формируются программы, никто не знает доподлинно. Но в двух программах почти подряд в Ставрополе, например, выступает один артист. Два его номера, опять же, с моей непрофессиональной точки зрения, слабы и далеки от совершенства. Но попадают же в программы!

Клоун-волшебник Васильчук, правда, тоже не понимает, как формируется программа. Процесс он называет «коллективизацией». В первую очередь, формируют коллективы. А это большая разница – сборная программа или стабильный коллектив. Понятное дело, что именно последние получают разнарядку первыми (извините, за нечаянный каламбур). Но сейчас в Росгосцирке столько коллективов, что в стране цирков не хватает. Что уж говорить о таких индивидуалах, как Васильчук. Именно они сидят без работы.

Не массовик-затейник

Все попытки Васильчука прояснить ситуацию заканчиваются советом «искать для себя коллектив» и чем-то жертвовать. Работать в коллективе одну-две репризы. И все. Деньги те же. Но у клоуна свой резон: чем ему предлагают жертвовать? Ведь не только выходами на арену. Не только реквизитом, сделанным своими руками? Чем еще?

В принципе, задач у клоуна на арене много. Отвлечь зрителя от технической грязи при установке следующих номеров, показать что-то свое, что было бы интересно и смешно и как бы связать программу в единое целое. Так вот, при жертвовании остается только одно – отвлечь зрителя. Олег с таким «обрезанием» категорически не согласен. Он говорит:

- Одеть мужчину в женское платье и заставить зрителя смеяться – легко. Но неинтересно. Своими идеалами я считаю Лебедева, Смоктуновского, Никулина, Карандаша, Яковлева, Ульянова, Фрейндлих. Некоторые из них работали клоунами, но все без исключения были артистами. Они не делали вид, они жили, купались в каждой своей роли и каждую через себя пропускали.

С таким настроем «затыкать дыры» не согласишься. Тем более, что клоунада Васильчука – своя собственная, эксклюзивная, клоунада, которая не повторяет избитых трюков. И даже музыку из которой заимствуют менее щепетильные артисты цирка.

Олег, в принципе, может работать в любом коллективе. Но как он может его найти, если его новые работы «Наш ответ Гуддини» и «Клоун-волшебник» известны только в тех городах, где он их показывал.

- У меня есть свое лицо, - продолжает Олег, - без пошлости и юмора ниже пояса. Согласитесь, что стоит только оголить пятую точку – уже будет смешно, но пошло. Я стараюсь, чтобы и намека не было на пошлость. Цирк – это демократическое искусство. Но это Искусство. И я очень переживаю, что цирк потерял свою значимость.

Знаете, я тоже об этом очень жалею. В детстве любимыми были рассказы Куприна о цирке. Он, до безумия любивший цирк, скептически писал, что он «остановился в своем развитии еще со времен Цезаря». Но от страниц его книг пахло опилками, отзывалось правилами «гамбургского счета», когда борцы боролись не за деньги, а за славу... И всех его героев, делавших тройное сальто или ходивших по проволоке с завязанными глазами, кажется, любила вся Россия. Нынче, как мне кажется, упадок достиг своей максимальной величины. Вспомните, во время советской власти на любом торжественном концерте, посвященном съезду КПСС или даже ВЛКСМ, пять-шесть номеров были цирковыми. И каких номеров!

- Нынче все не так, - с горечью говорит Васильчук. - Согласитесь, вы вспомните, с кем выступали звезды телешоу «Цирк со звездами». Звезд вспомните. А вот моих цирковых коллег – вряд ли. Хотя они – настоящие профессионалы. А на «Фабрике звезд» «фабрикантов» за три месяца штампуют. Уже седьмая, что ли, фабрика отработала. Этих однодневок вся страна знает, у них гонорары с шестью нолями. А поют под фонограмму. Обесценили настоящее искусство, подменили его скороспелками, которых через неделю никто не помнит. Чем это объяснить, я не знаю...

Забываются и целые династии. Раньше на телевидении была передача о цирке. Теперь – нет. В цирковом искусстве Китай опережает Россию. И хорошие программы заканчивать некому. Большие коллективы дороги и невыгодны прокатчикам. Вот и выходят на парад-алле десять-двенадцать человек. И вместо восклицательного знака программы получается кривая запятая.

...В цирке ничего невозможно сделать под фонограмму. Там каждый раз по-настоящему. С риском. Именно поэтому у цирковых и есть правило: если что-то не удалось на манеже во время выступления, повторяй, пока получится. Иначе ты будешь бояться и манежа, и зрителей. Олег толкует мне различия между иллюзией, фокусами и манипуляциями. Партнершу резать - это иллюзия. Что помельче – это фокусы. Манипуляция – ловкость рук. Но везде публика – в отличие от концертного зала – со всех сторон сидит. Здесь нужно, чтобы и с самого последнего ряда увидели, а с первого - подвоха не заметили.

Не торгаш

Сейчас в цирк взрослые ходят только из-за детей. А артисты, чтобы не помереть с голода, продают в антракте игрушки, шарики-шмарики или предлагают сфотографироваться со, скажем так, собственным манежным образом.

- Осуждать никого за это нельзя, - говорит Олег. - Вопрос щепетильный. Трудно осуждать даже тех, кто превращает это в основной бизнес.

Олег шариками и игрушками во время антракта не торгует. Во-первых, некогда, его сложнейшую аппаратуру надо еще раз проверить перед выступлением. Не зря же его номер называется «Наш ответ Гуддини». По иллюзионной сложности с самим маэстро вполне сопоставимо. Особенно, когда он пилит и протыкает острыми предметами своего партнера Наталью Подчуфарову. А во-вторых...

- Клоун, который выходит на манеж, дарит добро и улыбку, - говорит Олег, - а потом идти с протянутой рукой: купите шарик. Это кощунство. Не имеет клоун на это права. Наверное, будь у меня другая работа, переступил бы через себя.

Клоун должен быть созревшим, констатирует Васильчук, когда у него есть жизненный опыт и багаж, тогда ему есть что сказать зрителям. Хотя порой бывает обидно.

- За что?

- Если спрашивают о зарплате, - рассказывает Олег, - стараюсь не говорить, что работаю в цирке. Мол, на заводе.

По ЕТФ у него 17-й разряд. У других артистов может быть меньше. Если ВП, в поезде больше потратишь, чем заработаешь за месяц. Благо, что реквизит перевозят бесплатно, и гостиница - тоже бесплатно.

Что касается приработков, то в ставропольском «Крейзи парке» Олегу за часовое выступление предложили 300 рублей. Он отказался. И правильно сделал. Это себя не уважать.

И, несмотря ни на что, Олег Васильчук убежден, что выходить на арену с грустным видом нельзя. Потому что задача клоуна – нести радость.

- Не думал, что буду так болезненно переживать безработицу, - говорит Олег. - Не из-за денег. Уходят годы, силы, ты ощущаешь себя невостребованным.

И все-таки все свои проблемы он спрячет до выхода на манеж. В нем он – клоун-волшебник. А аплодисменты и смех зрителей компенсируют многие житейские неурядицы.