Где оно, женское счастье?

Но всех поразил откровенный, до боли самокритичный рассказ о своей судьбе Светланы Николаевны, женщины средних лет, новичка агентства.

Света выросла в небольшом селе на востоке Ставрополья. Деревня есть деревня: все друг друга знают с рождения, знают, как говорится, кто чем дышит. Неписаным правилом тех лет считалось умение не выделяться, а быть как все. Любой не-ординарный поступок соотносился с тем, что люди скажут.

Порой дело доходило до абсурда. Когда в моду вошли мини-юбки, директор школы самолично проверяла у старшеклассниц длину платья. У Светы оно оказалось чуть короче – и ее не пустили на занятия. Пришлось маме срочно переделывать свою же работу. При этом она заметила: не надо, дочь, обижаться на директора, та права, зато теперь никто не будет осуждать тебя за то, что явилась в школу в коротком платье.

Урок пошел Свете впрок. Другой преподали сами одноклассники, посмеявшись над ее альбомом с рисунками. После этого у нее пропала охота возиться с красками и кисточками, хотя в душе и оставалась художником.

Перед выпускным вечером, когда в доме заговорили о том, куда пойти учиться, Света назвала училище искусств. «И не думай, - возразила мать, - там одни девчонки. А тебе надо замуж. Вот и иди в политехнический». Света поступила туда, куда хотела мама…

В городе быстро встретила, как ей тогда казалось, неземную любовь: Паша готовился стать офицером. Курсант не скрывал чувств, предлагал руку и сердце, говорил ласковые слова, обнимал нежно и трепетно. У Светы от счастья кружилась голова…

Общежитская подруга охладила пыл: «Одумайся, зачем тебе военный, всю жизнь по гарнизонам мотаться?». Мать, узнав об увлечении дочери, помрачнела: «Выбрось из головы, дуреха. Только мне зятя-солдафона и не хватало!». Света проплакала всю ночь, а наутро почувствовала вдруг необъяснимую легкость: привычка к покорности пересилила душевное чувство. Позвонила Паше и, ничего толком не объяснив, попросила больше ее не беспокоить. А чтобы не видеть его, взяла академический отпуск и уехала домой…

Как и многие ее ровесницы, выскочила замуж перед самым окончанием института за парня со своего факультета. Дима понравился и подругам, и, главное, матери. Молодые переехали в дом Светиных родителей.

Вскоре появились дети: сначала девочка, затем мальчик. В селе считалось, что два ребенка – это уже настоящая семья, редко у кого было одно дитя. И здесь нормы не нарушены…

Все вроде у Светы и Димы шло своим путем. Оба работали в местном хозяйстве, он - механиком, она – бухгалтером. Со временем построили дом, завели хозяйство, купили машину. Это приветствовалось. Но вот любви, душевных отношений между супругами все-таки не было.

Потом Дима стал выпивать. Мама успокаивала Свету: мол, не он один такой, обычное дело для мужика. У подруг их благоверные тоже нередко заглядывали в бутылку. А после горбачевско-лигачевской антиалкогольной кампании село и вовсе сошло с ума: почти все пустились варить самогон и упивались вдрызг. Это была общая беда сельских женщин, и оттого они ее легче переносили.

Размеренное течение жизни резко изменили сначала перестройка, а затем рыночные отношения. Хозяйство, которое кормило жителей села, развалилось на глазах. Многие кинулись в челночный бизнес. Светлана Николаевна пошла к частнику торговать заморскими тряпками. А Дмитрий Петрович, хотя и «завязал» с алкоголем, но остался без работы. Безделье сделало его придирчивым и злобным. Не только мужа, но и сельчан Светлана перестала узнавать. От общей неразберихи и неустроенности люди как-то вмиг растеряли нравственные ориентиры, отчуждались, хитрили-ловчили, иные не прочь были украсть у соседа все, что плохо лежит. Больше стало наркоманов…

Близкая подруга Светланы Николаевны неожиданно оставила больного мужа-пьяницу и уехала с каким-то коммерсантом в дальние края. Света пыталась вразумить: «Подумай, что люди скажут. Разве не стыдно бросать в беде родного человека?».

Подруга лишь усмехнулась: «А что мне люди? Надо свой ум иметь, а не слушать всех подряд. Хватит, обрыдла такая жизнь».

Слова подруги острой занозой впились в Светлану Николаевну. И то верно, размышляла она, если бы я не оглядывалась все время на то, «что люди скажут», а жила по своему разумению, да если бы меньше прислушивалась к замечаниям соседей, знакомых, подруг и отвергала навязанные извне житейско-бытовые шаблоны, тогда, может, и мне удалось бы изменить жизнь, сложить ее иначе. Наверняка стала бы художником, вышла замуж за Пашу и чувствовала себя счастливой, оберегая любовь от посторонних суждений.

Таких внутренних сил у нее в молодости не нашлось. Единственное, на что хватило силы- воли, - это когда дети уже оперились и обзавелись своими семьями, а ее родители отправились в мир иной, тогда она развелась с нелюбимым мужем и переехала в город, где когда-то училась и где встретила вихрастого курсанта. Теперь вот снимает комнатку у одинокой бабульки – в то время как собственный дом в селе вовсе обезлюдел, бывший супруг тоже уехал неизвестно куда.

- Не хватило мне характера, чтобы выйти из общего строя и сделать самостоятельный шаг, - говорит Светлана Николаевна. - Нынешняя молодежь, я заметила, тоже нередко этим грешит.

А ведь действительно так. Многие молодые люди будто не имеют своего собственного я. Живут словно по чьей-то указке. Пытаются выстроить жизнь то под известного киноартиста или крупного коммерсанта, то под модную писательницу с Рублевки или телевизионного шоу-бизнесмена…

Сегодня Светлана Николаевна жалеет, что жизнь не удалась, что ей навязали, как она полагает, фальшивую шкалу ценностей. Из-за этого и не была ясной погода в ее доме. А она, эта погода, и есть настоящее женское счастье, мода на которое никогда не пройдет. Но кого в этом винить?