Жить так, чтобы жизнь и спасала

- Станислав Яковлевич, правда ли, что в вашей жизни был некий колымский «период»?

- Да, одно время я жил на центральной Колыме, только не в том смысле, что проскальзывает в вашем вопросе…

- А как же ассоциативное мышление. Так что же, если не секрет, привело вас туда?

- Когда я учился в Новочеркасском политехническом институте, в моей жизни в 1962 году случилось страшное событие: я стал свидетелем известного расстрела митингующих рабочих. Это не могло не повлиять на мое мировоззрение… И так не робкого десятка, я стал откровенно «вы-сказываться». Некоторых людей мои мысли возмущали, они писали доносы, и для меня это не было секретом. Друзья и недруги говорили: по тебе плачет Колыма. Понимая, что это действительно так, однажды я собрал вещички, купил билет «на Колыму» и уехал из Кисловодска. Было мне 30 лет.

- Значит, вы сами себя туда сослали…

- Поначалу устроился грузчиком, а потом поступил на факультет филологии в Дальневосточный университет, сдав экзамены на «отлично».

- А что же КГБ?

- Да ничего. Когда я добровольно оказался «на месте», обо мне скоро забыли. Зато я увидел другой мир, интересных людей. Такая вот диссидентская романтика.

- Большинство наших писателей – народ по рождению ставропольский. Иные, поучившись в столицах, возвращались на малую родину. Надо бы радоваться, но в глазах некоторых, как мне рассказывал один писатель, можно было прочитать что-то вроде приговора: мол, все стоящие остаются там, а назад едут неудачники. И до сих пор, кажется, так: перед столичным гнутся, а со своим зачем церемониться?

- Кстати, и наш краевой драматический театр, и издательство действительно пренебрежительно относятся к местным авторам, предпочитая покупать пьесы и рукописи в Москве. Почему? Хотя я-то думаю, что неудачником в принципе быть нельзя. Появиться на свете божьем – какая удача, какой грандиозный успех! Другое дело, что у каждого человека своя судьба, и ее надо испить как чашу. Впрочем, в 90-е, когда я был сам по себе, у меня тоже были очень мрачные мысли: вместо ожидаемой демократии, равенства и свободы строили аппаратный капитализм. Но безнадега ушла, когда я занялся своим делом. Вообще в России можно добиться многого, даже всего, но при условии, если ты за это будешь платить одной штукой – жизнью…

- Говоря о своем деле, вы имеете в виду возглавляемый вами журнал «Литературный Кисловодск», о котором не так давно писали в московском «Знамени»?

- Все именно так. В рубрике «Неизвестные журналы России» появилась статья и о нас. В политическом смысле наш журнал независимый. Генеральная художественная линия: свободный стих и народная поэзия. Мы не замкнуты, авторы у нас не только ставропольские, но и из Москвы, Петербурга, Иркутска, Магадана, Липецка и есть даже с Тайваня: русский дизайнер высокого полета. Из Москвы ее вышвырнули, мы поддержали. Всегда должен быть огонек, на который мог бы прийти одинокий человек.

- Насколько мне известно, за свою публикацию автор в вашем журнале должен заплатить.

- Плата, между прочим, символическая, вернее будет говорить, что журнал делается в складчину. Других средств нет. Ни я, ни мои помощники не имеем с этой работы ни копейки.

- А что вы можете сказать о литературной стороне дела?

- Если в материалах нет пропаганды национализма, насилия, мы с автором работаем. И, знаете, что вдохновляет? По всей России, в каждом небольшом городке, в каждой деревушке есть люди, которые словно бы самозарождаются, у них в глазах свет. И их становится все больше. В этом великая надежда. Журнал выходит с 1997 года, и каждый раз я думаю: все, люди не придут, ресурс исчерпан. Но они появляются вновь и вновь.

- Кроме всем известных «дураков и дорог», в чем, по-вашему, беда России?

- Неуважение к человеку. Страна у нас прекрасная, но дайте людям работу, уважение, подбодрите – но кто об этом помнит? И так у нас везде…

- Кто из современных политических лидеров вам наиболее симпатичен?

- Явлинский. Человек дельный, говорит умные вещи, к тому же бывший боксер.

- Как и вы?

- Как и я.

- Но правые партии, классовые по своей природе, не смогли ответить на исторический вызов России. Однако вернемся на круги своя. Вспомним 60-е годы прошлого столетия…

- …имя которым дал роман Эренбурга «Оттепель». Помните главную мысль писателя? Россия – это не часть Европы, русские и есть Европа! Позже появились его же «Люди, годы, жизнь». Интеллигенция окунулась в атмосферу новых идей модернизма, экзистенциализма. Вместе с тем происходило и второе открытие малознакомой русской культуры: Серебряный век и прочее…

- В стране царило настроение культурного праздника, в газетах появлялись заголовки: «Несчастливых к ответу!» Но эйфория происходила на фоне новых репрессий крестьянства и духовенства…

- Да, эйфория кончилась, начались поиски собственных традиций и корней. Все искания русской интеллигенции всегда кончаются «возвращением блудного сына».

- В 90-е случилось второе пришествие западной культуры, только теперь это был отвратительный примитивный вариант масс-культа, и интеллигенция оказалась безоружной. Того места, куда можно «вернуться», похоже, нет. Деревня как олицетворение живых корней разгромлена. Все это – плата за незнание страны, в которой мы живем.

- Да, но сегодня, думаю, задача не возвращаться, а идти вперед. Нравственные начала не в прошлом, а в вечном. Существует мощный этический запрос: осознать, что такое современность, народ, нация. Даже в православную церковь люди стали ходить не потому, что верующие, а потому, что русские. Быть одновременно атеистом и русским сегодня кажется противоестественным, неприличным… Но это я говорю, как человек, чье призвание не следовать моде, не шарахаться из стороны в сторону, а идти по целине. Писатель - первооткрыватель. Но вообще надо жить так, чтобы сама жизнь и спасала. У Христа спросили: «А кто же ближний?» Он ответил: «Тот, кто рядом». Всегда боюсь, чтобы вновь не выплеснули с водой и ребенка. Поэтому продолжаю любить не только русскую, но и мировую культуру: китайскую живопись, американскую прозу, средневековую поэзию японцев. И по-прежнему не признаю права мной распоряжаться. К тому же искренне верю, что в России очень много людей, которые живут творчеством и любовью. Материально им сегодня трудно, но не скучно. Вот за ними будущее.

- Вы являетесь единственным на Северном Кавказе членом международного литературного ПЕН-клуба. Что это для вас означает?

- Это международная правозащитная писательская организация. Если в двух наших российских Союзах около 20000 человек, то в русском ПЕН-клубе их всего 350. Никаких льгот у нас нет, а вот обязанности моральные и культурные есть.

- Какие проблемы, по-вашему, можно было бы реально решить в рамках наших ставропольских отделений двух Союзов писателей?

- Очень важный вопрос, и я готов ответить конкретно. Писатели-пенсионеры бедствуют, помощь администрации ничтожна: 300 рублей в месяц и то не всем, решается это голосованием. А вот в Волгоградской области на «поддержку штанов» выдают всем. Надо бы поскорей перенять опыт.

Второе, у ставропольского министерства культуры многомиллионный бюджет. Необходимо, думаю, создать издательский фонд с добровольными пожертвованиями, чтобы хотя бы раз в два-три года можно было напечататься. И третье. Многие писатели находятся в зоне забвения, необходим архив, где можно было бы хранить рукописи. В городской Кисловодской библиотеке на полу валяются бесценные рукописи Андрея Губина, а вот архив Михаила Усова, который умирал у меня на глазах, и вовсе утерян… Знаете, мое настроение накануне юбилея писательского союза – кричать, но не «ура»…