«Никого не бойся, если ты прав…»

Редакторов «Ставропольской правды» знаю с 1946 года, одних лучше, других хуже, встречался с ними по разным поводам, с некоторыми дружил и дружу, как, например, с Иваном Зубенко, по сей день. Все они – поверьте – профессионалы и, главное, Личности. Это Иван Юдин, Павел Ларионов, Павел Дубинин, Андрей Попутько, Иван Зубенко, Борис Кучмаев, Василий Курилов, Марина Корнеева и, наконец, нынешний Василий Балдицын. О каждом могу как писатель что-то интересное рассказать, вспомнить, но не это я поставил задачей в своих нынешних мини-воспоминаниях.

Как-то я прочитал, что Ньютон однажды сказал, что видел мир лучше и дальше других, потому что стоял на плечах своих учителей. Это очень верное замечание, знаю по себе. Я тоже, наверное, вижу мир лучше и дальше других благодаря тем, кто учил меня буквально с детства литературному мастерству, человечности. Одних я уже назвал, других хочу вспомнить. Например, некоторых сотрудников «Ставрополки» и «Молодого ленинца», назвать фамилии журналистов и писателей – навскидку: Черного, Чумака, Егорова, Куликова, Копанева, Логвинова, Капиева, Бабаевского, Форсикова, Кудинова, Рокотяна, Мартынова, Цыркеля, Кравцова, Воронцова, Карамышева, Беляева, Феоктистова…

Весьма глубокий след оставил в моей памяти Иван Иосифович Юдин, с которым меня познакомил в послевоенные годы мой дядя, партийный работник из Ростова и автор ныне забытых романов Дмитрий Рельский. Мальчишкой дружил и даже ухаживал за дочерью Юдина, бывал у него дома. Он относился ко мне по-отцовски, особенно после того, как оставил пост редактора «Ставрополки» и стал к нам, в писательской организации, на партийный учет, был дружно избран парторгом.

Иван Иосифович редактировал «Ставрополку» с 1946 года по 1962 год, до этого работал в Краснодарском крае сначала в крайкоме КПСС, затем руководил газетой «Советская Кубань». «Он выделялся, - как пишет в своей книге один из преемников Андрей Попутько, ныне, увы, покойный, - своей мощной фигурой и огромнейшими шахтерскими ручищами. Немногословен, даже застенчив. Но любил жесткий порядок, проявляя высокую требовательность к себе и своим коллегам по работе». Подтверждаю эту лаконичную характеристику. Его требовательность и честность знаю на собственном опыте, когда я, работая слесарем на заводе «Электроавтоматика», написал очерк «Долгая смена» и предложил его «Ставрополке». Его отредактировал мой товарищ по пединституту, которого я много позже рекомендовал в Союз писателей СССР, Саша Коротин. И сделал это так старательно, что я огорчился и не дал авторское добро на публикацию. Коротин изумился и повел меня к замредактора Георгию Калмыкову на суд. Калмыков был человеком резким и не очень творческим, бегло прочитал текст очерка и объявил свое решение: «Правильно тебя отредактировал Саша. В таком виде мы поставим очерк в номер, а не согласен, гуляй смело и возьми на память гранки». Что мне оставалось делать?

Я в молодости был упрямый, взял гранки и с ними пришел к Юдину, объяснил ему, почему я не согласен с редактурой. Иван Иосифович прочитал оба варианта очерка, подумал и согласился со мной. Но не стал вмешиваться, а поступил мудро, дав совет: «Тебя, знаю, охотно печатают в той же «Литературке» или «Комсомолке». Отдай им. Утри кое-кому нос, если ты прав». Я так и сделал. Очерк был напечатан в «Комсомольской правде».

Но больше всего осталось в памяти его напутствие, которое запомнил на всю жизнь: «Никого не бойся, если чувствуешь, что ты прав».

Я его тогда спросил: «Вы лично всегда поступали так, как мне посоветовали?»

Юдин подумал и, глядя мне прямо в глаза, ответил: «К сожалению, нет. Однажды я испугался, когда возразил самому Лазарю Моисеевичу Кагановичу, которого я сопровождал в Армавире и показал ему колхоз, созданный казаками. Это было до твоего рождения, в 1933 году. Колхозники умирали от голода, ели протухшую кислую капусту. Я сказал Кагановичу, что казакам надо помочь, иначе они вымрут. Он отвечал мне, что и х… с ними. «Они ведь казаки и воевали в Гражданскую на стороне белых, служили Деникину. Мне их не жаль. Ты себя, Иван, пожалей, если хочешь оставаться в дальнейшем партийным работником…». У меня тогда, сынок, коленки подогнулись. Меня испугал гнев всесильного Кагановича, и я этого не могу себе простить по сей день».

Позже я использовал этот рассказ Юдина в своей повести «Золотой клевер на зеленом поле», который при его жизни не сумел напечатать. Повесть ждала своего часа почти 25 лет и вышла в свет книгой под редакцией Евгения Панаско.

Несмотря на высокий статус, в жизни Юдина многое было негладко не только на работе, но и в семье. Об этом написал в своей исповеди Попутько так: «Он, в течение 22 лет честно носивший творческую шапку Мономаха, в 55 лет оказался на пенсии. Оставшись без привычного круга забот и проблем, он не знал, куда себя деть». Были у него проблемы с детьми и квартирная теснота. Отсюда возник пессимизм.

Андрей Лаврентьевич все это видел и предложил Юдину заняться писательским трудом, дав конкретную тему: написать документальную книгу о герое Гражданской войны казаке из Баталпашинки Якове Балахонове, познакомил его с сыном легендарного комдива.

Помню день, когда в Ставрополь приехал друг юности Ивана Иосифовича, известный писатель Аркадий Первенцев, у которого была стенограмма его беседы с Балахоновым и которую он передал Юдину. А это 100 страниц текста.

Юдин был окрылен, самозабвенно трудился над рукописью. И когда она была готова, предложил мне ее прочитать и судить строго, без всяких скидок. Я прочитал повесть. Она была написана мастером. Ту же самую оценку дали рукописи тогдашние наши мэтры Карп Черный, Илья Чумак, Михаил Усов и другие члены писательского бюро. А Юдин… был недоволен, сказал мне: «Сынок, ты образованнее меня и придирчив к слову настолько, что, как некоторые говорят, слишком. Ты вон как кромсал Ивана Кожевникова-Степного, а великому критику Кабаченко чуть ли не двойку поставил, прочитав его очерк».

Я простодушно сказал, что эти авторы, конечно, мне в отцы годятся, но русский язык они знают плоховато, у них нет опыта создания книг.

- И у меня нет такого опыта, - со вздохом отвечал Юдин. – И прошу стать моим редактором, но будь придирчивее. Поверь, что я учту все твои замечания.

Увы, как я ни старался, ничего, кроме малосущественных стилистических правок, в рукопись не добавил.

Книга о Балахонове вышла в свет в 1968 году 20-тысячным тиражом и разошлась в считанные месяцы. Я получил ее с дарственной авторской надписью.

Это было в апреле. А осенью того же года я получил выговор по партийной линии за семейные неурядицы. Иван Иосифович утешал меня: «Терпи, кубанский казак, атаманом будешь!» Мы, как помню, сидели в его тесной квартире. Он чувствовал себя плохо, но оживился, когда начал мне рассказывать, как редактировал роман кубанского писателя Степанова «Порт-Артур» и теперь гордится этим не меньше, чем тем, что многие годы редактировал две крупнейшие газеты Северного Кавказа.

В 66 лет его не стало, второй том своей книги он не успел дописать.