Пастырь

А сегодня не ошибусь если скажу, что ни одно сколь-нибудь важное событие в крае, да и на всем Юге России невозможно представить без участия нашего владыки. Он действительно стал «нашим»! Уже в первый свой день в Ставрополе сказал твердо: надо возродить духовную святыню Кавказа – кафедральный Казанский собор! И теперь мы смотрим на Крепост-ную гору и видим, как день за днем поднимаются стены величественного храма. Жизнь этого удивительного человека вместила в себя столько событий и свершений, что, пожалуй, хватило бы на несколько! Между тем он и сегодня, переступив 60-летний рубеж, остается все таким же деятельным, неравнодушным к жизни современников, Отечества да и мира. А уж он-то знает мир, повидав разные страны и народы. Но еще лучше знает Родину, Россию, хотя и прослужил много лет за ее пределами.

Да и могло ли быть иначе, коли родился в самой что ни на есть исконной Руси, в старинной Курской губернии, да к тому же в труднейшее время, когда вся страна поднималась из руин. Каково досталось Курску с его знаменитой Огненной дугой – каждый школьник знает... Конечно же, досталось и их простой крестьянской семье. Отец, Андрей Егорович Ашурков, прошел по фронтам, был ранен в грудь навылет, лечился в госпитале, опять на передовую, довелось и бежать из плена, и все-таки дойти до Берлина, заслужив боевые награды. Два его родных брата стали Героями Советского Союза. Вот такой род замечательный, недаром ведь еще с Первой мировой их предки приходили полными георгиевскими кавалерами. Обычные крестьянские ребята... Из тех, кто во все века своей «простой» кровью омывал честь и свободу России. А детство, конечно же, было голодное, хоть и в деревне. Семья-то немаленькая, пятеро братьев и сестра, а он, Иван – меньшой. И, как оказалось, судьба ему выпала совсем не крестьянская. Возможно, оттого, что в школе неизменно считался лучшим учеником, мирились педагоги с его «немодной» по тем временам религиозностью. А еще потому, что семья их была всем известна порядочностью, трудолюбием и с молоком матери впитанной прочной нравственной «закваской». И отец, и мама Александра Ермолаевна через всю жизнь пронесли истинную веру, с молитвой семья начинала день. Никому своего не навязывали, но на своем стояли твердо. Владыка Феофан вспоминает рассказ отца о том, как в предвоенные еще годы вздумали шибко ретивые деревенские «идеологи» заставить того нарушить христианский долг соблюдения Страстной седмицы, принуждая выйти на работу в канун Пасхи. Он отказался, так дошло уже до жестокой кары, и только вмешательство случайно заехавшего в село начальника, видимо, оказавшегося достаточно умным, спасло отца.

На церковные службы ходили всей семьей в соседнее село за четыре километра. Там служил батюшка, запомнившийся навсегда. Прошедший через все послереволюционные гонения, вплоть до тюрьмы, и вернувшийся служить в храм. В отличие от многих озлобленных, а то и кичившихся своими страданиями, священник этот никого не бранил, не винил – «Так Бог судил!» – и сумел сохранить в себе светлое, доброе отношение к жизни в целом, что делало людей его сторонниками лучше всяких речей... А ведь наступали годы еще более жестких хрущевских репрессий, это в политике была оттепель, развенчание культа личности, а церковь испытала новый, невиданный шквал глумления над храмами, клеветы и давления на верующих... Все вынес народ православный.

- Я очень люблю свою родину и всегда, как только выпадает возможность, стараюсь поехать в родное село, - глаза владыки теплеют при этих словах. - Правда, нынче туда добраться непросто, дороги разбиты, хорошо хоть поезда рядом проходят... А я привык на машине, и чтоб самому за рулем обязательно!

Кстати, из недавней такой поездки епископа уже на другой день «вытащил» местный глава района, примчавшийся с правительственной телеграммой: приглашение в Кремль на заседание комиссии по борьбе с экстремизмом. Так и не удалось посидеть с удочкой на берегу речки, о чем мечтает владыка уже несколько лет! Его водитель упорно возит рыбацкую снасть все эти годы в багажнике: а вдруг все же получится доехать-таки до Маныча. Вот как бывает: человек, проехавший полмира, до ставропольского озера добраться не может, ну нет у архиерея выходных.

Почему крестьянский сын Иван стал священнослужителем? Ведь поначалу вроде бы ничего особенного не предвиделось. После службы в армии стал студентом энергетического факультета Курского политехнического института. Но и здесь, как и в армии, ощущал порой себя не таким, как все, с трудом выносил пошлость, а то и цинизм, которым бравировали товарищи.

Успешно пройдя почти три курса, он неожиданно для всех, даже для родных, уходит из вуза. Толчком послужило посещение Троице-Сергиевой лавры. Там у него словно открылись глаза: это – мое! Другой мир, другие лица... Но тут пошли непредвиденные мытарства: в семинарию дорогу закрыли, «отслеживавшие процесс» спецслужбы давили на ректора, а с самим «бунтовщиком» вели долгие разъяснительные беседы, причем с откровенными угрозами. Не хотелось власти отдавать «попам» одаренного парня, ну пускай идут в попы середнячки, а вот этот нам самим нужен! Пришлось, следуя совету ректора семинарии, нынешнего митрополита Минского Филарета, схитрить: уехал в Смоленскую епархию, в самую глубинку, нес послушание у молодого епископа Гедеона (которого спустя десятилетия сменил на ставропольской кафедре). Год активно занимался и поступил сразу на второй курс семинарии! А вскоре ему предложили сдать экстерном еще и за третий курс, вот и получилось, что четыре положенных курса одолел за два. Тут стоит добавить, что учебная программа семинарии чрезвычайно насыщена и сложна, и, прямо скажем, не каждому вообще по силам.

Далее путь лежал в Духовную академию, где он принял решение идти в монастырь. На мое чисто мирское удивление владыка отвечает просто:

- Для верующего человека это очень много значит, поскольку человек принимает решение полностью посвятить себя Богу...

Итак, на третьем курсе академии будущий владыка принимает постриг, неся послушание в монастыре Лавры. И вновь неожиданный поворот: заведовавший в ту пору Отделом внешних церковных сношений митрополит Никодим предлагает молодому монаху поехать представителем Русской православной церкви в Иерусалим. Сегодня всякий юноша принял бы сие предложение с восторгом. А он тогда сильно сомневался, думая, что сумеет лучше послужить на Родине. Впрочем, его сомнения и раздумья понравились владыке Никодиму как свидетельство серьезности и основательности. Правда, ждать въездной визы в Израиль пришлось почти два года, успел и академию окончить, и защитить кандидатскую богословскую работу по материалам учения известного философа четвертого века Василия Великого.

- Но с христианской точки зрения это долгое и непростое ожидание было, конечно, промыслом Божьим, - говорит владыка. - Ведь я успел пожить в монастыре, набраться духовного опыта, общаясь со старцами, окрепнуть.

Вдали от Родины ему это очень пригодилось. Потому что со Святой земли началось его долгое-долгое служение церкви в самых разных краях. Сегодня владыка рассказывает о своих встречах с такими людьми, о многих из которых мы можем уже прочесть в учебниках истории. Бегин и Даян в Израиле, Арафат в Палестине, Пиночет в Чили, Мандела в Южной Африке... Нередко православные служители в отсутствие налаженных дипломатических контактов Советского Союза с тем или иным государством становились фактически единственными представителями нашей страны, причем на самом высоком уровне. Официально об этом не говорилось, но было совершенно очевидным. Правда, в годы служения секретарем экзархата РПЦ в Центральной и Южной Америке, которую он проехал за рулем форда, что называется, вдоль и поперек, довелось уже и храмостроительством заняться. В одном только Буэнос-Айресе сдал «под ключ» три новых православных храма. Следующим этапом стала должность экзарха Патриарха Московского при Патриархе Александрийском и всей Африки. И всюду русские люди живут и молятся в православных храмах. В Латинской Америке их сотни тысяч. В Африке меньше, зато в Тунисе, например, познакомился с русской эмигранткой Анастасией Ширинской, которая рассказывала ему о том, как стояла в Бизерте последняя русская эскадра... Одно лишь перечисление городов, где довелось побывать владыке, займет несколько страниц. Конечно, с особым чувством вспоминает он иерусалимские годы:

- Прикосновение к величайшим христианским святыням – этого чувства ничем нельзя заменить, никакими знаниями, рассказами или статьями! Когда твой день начинается с утренней молитвы у Гроба Господня, а завершается у места упокоения Божией Матери... А на улицах древнего города встречаешь разноязыкий люд со всего света, и всем им хватает места на Святой земле! Это уже не школьный опыт, а реальная жизнь. Пожалуй, именно иерусалимский период помог мне сформироваться как человеку, впоследствии много работавшему как раз на межконфессиональном поле.

А после «африканского периода» он, уезжавший из СССР, вернулся уже в Россию.

- Приехал в совсем другую страну. Какую? До сих пор еще до конца не разберусь...

Здесь бурные события не могли не вовлечь в свой поток даже церковных деятелей. Все мы помним, как в тревожные дни осени 1993-го Патриарх и его сподвижники прилагали огромные усилия по примирению президентской и парламентской сторон. Но пока еще мало известны подробности. Те, которые знают по личному участию тогдашний заместитель руководителя Отдела внешних церковных сношений Феофан. Время «вспомнить все» еще не настало. Владыка лишь кратко говорит о своем обращении к депутатам того, последнего съезда, когда он от имени Патриарха призывал к диалогу. Договоренность была достигнута, но затем все пошло, увы, по иному сценарию.

- В те годы церкви было непросто выстраивать отношения с то и дело меняющимися людьми государственной власти. Едва успеешь наладить контакты с одним, а завтра его уже сменяет совсем другой, и снова все сначала.

И вновь поворот: служение представителем Патриарха на Ближнем Востоке, впрочем, на сей раз оно длилось недолго. По личной просьбе Патриарха он 40-градусную жару Дамаска сменяет на 40-градусные морозы Магадана, возглавив там епархию. Приходится сразу включаться в решение острейшей проблемы – экспансии сектантства, обильно десантируемого из близкой Америки. Снова владыка в бесконечных поездках по Крайнему Северу, встречается с народом, основывает новые приходы, а в центре области воздвигает красавец собор: теперь за Беринговым проливом хорошо будет видно, что Магадан – это тоже Россия! И жители местные оценили пастырскую о себе заботу, почувствовали – они не брошены здесь, на окраине Родины, они – вместе с нею.

Назначение на Ставропольскую кафедру стало тоже неожиданным, но ехал владыка на Кавказ с большим интересом: смешение наций, религий, традиций – в подобных «котлах» ему уже доводилось «вариться», только каждый такой «котел» со своими особенностями... Уже менее чем через год он скажет в интервью нашей газете, что почувствовал себя сроднившимся со ставропольчанами.

Сегодня епископ встречается с жителями Чечни, завтра его уже можно видеть в селениях Карачаево-Черкесии, а на следующий день – во втором кафедральном городе епархии – Владикавказе... Откуда может стремительно перелететь в Москву, чтобы вечером выступить с умным, горячим словом в популярной телепередаче, а утром участвовать в заседании Общественной палаты РФ, где владыка представляет Юг России. Он знает, кто чем обеспокоен, у него везде сотни друзей и соратников, и всюду его ждут. Порой и по печальным поводам – жизнь есть жизнь. Так было нынче в феврале, когда епископ сам провел в Новоалександровске панихиду по убитому казачьему атаману – Андрею Ханину, разделив с народом горечь утраты. А с бесланскими женщинами, потерявшими детей, владыка в постоянном контакте, для выживших ребят он строит там специальный приют. ...Мы сидим в небольшой гостиной пастырского дома, кстати, архиерейское подворье на тихой улочке старого Ставрополя – очень скромное жилище. Это, пожалуй, одно из немногих мест на земле, где владыка хоть изредка может побыть один, подумать, помолиться в домовой церковке Пантелеимона Целителя, послушать выпуск новостей (это обязательно), просмотреть информационные материалы, подбираемые регулярно пресс-секретарем, поработать над черновиками трудно вынашиваемых мемуарных записей... Потом неслышной поступью войдет матушка Елизавета, монахиня, присматривающая за домом, предложит чашку чая. Владыка неприхотлив в еде, говорит она, привык «по-простому»...

Еще очень о многом хочется поговорить, а он уже поглядывает на часы: скоро назначенная встреча с главным федеральным инспектором, новый день набирает темп. Мы выходим в небольшой чистый дворик, где радостно крутится у ног хозяина двухлетний неутомимый Рекс. «Это мой друг!» - владыка улыбается, поглаживая овчарку. А уже через несколько минут наш владыка снова будет в дороге...