Миниатюры

Буль-буль

Жила-была курица по имени Галина. Работала на птицеферме. Курицей. По совместительству вела учет снесенных яиц. Была она курицей старательной, поэтому среди несушек всегда ходила в передовиках. Даже на Доске почета ее портрет много лет красовался. А уж грамот да благодарностей – не сосчитать!

Собралась как-то Галина очередную партию яиц оприходовать, но бланки кончились. Завфермой, петух с заметным гамбургским акцентом, послал ее в типографию, что за речкой. Плавала Галина неважно. Туда еще кое-как добралась, а обратно вместе с бланками в реку – бульк.

Петух испугался – то ли за курицу, то ли за бланки, непонятно. Крыльями машет, по берегу бегает и кричит:

– Помогите! Помогите! Галина! Бланка! Буль-буль! Буль-буль! Галина! Бланка! Буль-буль! Буль-буль!

Галину из воды, конечно, вытащили. Еле откачали. Но несет она с тех пор только кубики.

Цок-цок

Каблучки по асфальту: цок-цок. Волосы по плечам рассыпаются. Взгляд спиной чувствую.

– Девушка, ну скажите, как вас зовут?

А вот не скажу. Пройду молча. Цок-цок, цок-цок…

– Девушка, ну обернитесь!

А вот не обернусь. Пусть и сегодня идет за мной до самого подъезда, пусть стоит под окнами столбом телеграфным… Цок-цок, цок-цок… А он ничего… Я его еще на прошлой неделе из-под занавески разглядела.

– Девушка!

А я уже в подъезде! Что, милый, и на этот раз не повезло? А я такая! Гордая!.. Стоит… Месяца два помучаю, потом, наверное, обернусь… А ты пока ходи, ходи… Стой, стой… Пойду журнальчик полистаю…

Цок-цок, цок-цок… Волосы по плечам… Третий раз по переулку прохожу… Цок-цок, цок-цок… Да отвечу я сегодня! Спроси только!

Цок-цок, цок-цок… Жаль… Сегодня я бы точно обернулась…

Извините…

Бреду по вечерней аллее, мимо заснеженных сонных деревьев и озябших скамеек, укутавших тонкие ножки пушистым белым одеялом. Лишь кое-где причудливым рисунком рядом с ними отпечатались чьи-то крохотные лапки. Тишина…

Снежинки не просто падают. Они медленно опускаются, словно белые парашютисты – на землю и деревья, скамейки и дома, на волосы и шубу. Одна уселась прямо на ресницы.

– Извините, я, кажется, испортила ваш макияж… – не успела договорить она и побежала тонким черным ручейком вместе с размытой тушью по моей щеке.

– А я осторо… – опустилась другая.

– Извините…

– Извините…

– Из…

– Да что уж теперь извиняться, – вздохнула я, подставляя лицо снегопаду.

Снежинки не просто падают. Они медленно опускаются, перекрашивая своими маленькими белыми кисточками нарисованную до них картину, меняя деревья, скамейки, дома. И меня…

Уходит куда-то обида и боль, и лечит душу белое лекарство… И новый макияж, наверное, к лицу.