Счастье - это когда нет несчастья

- Готовься, мать, летом поедем на Черное море, как когда-то, помнишь?

Да, действительно, в первые годы своего супружества, когда это было им по карману, они несколько раз ездили в Адлер.

...Она никогда не хотела, чтобы он ушел первым. Они ведь договаривались умереть в один день, но не сейчас, а потом, когда им будет лет по сто или хотя бы по девяносто...

И что теперь делать, как смотреть на этот мир, как дышать этим воздухом? Жить она не хотела и не могла. Потому что - без него, потому что он - лучший не только муж, он вообще - из всех людей самый лучший. И это знали все, потому что она этого и не скрывала.

Ей все завидовали - и тоже почти не скрывали этого. Подружки угодливо передавали сплетни, извергаемые то одной, то другой завистницей, и по всему выходило: не пара они, не пара. Он - и вправду мужчина идеальный, а она - так себе, серая мышка. Говорили всякое: повезло ей, а, может, хитрая такая, а может, приворожила... Так судачили о них знакомые. А на самом деле они просто сумели сохранить свою юношескую любовь, пронести ее очарование и трепетность через многие весны и зимы.

...Она не помнила и не поняла, как вся эта горестная картина перенеслась на кладбище, и почему домовина оказалась на дне огромной в ширину и жутко глубокой ямы. Там, внутри, было невероятно много места, словно это была не могила, а целый город или целая планета. И он был так одинок на этой скорбной планете. Ледяной холод сковал милые черты, и ей вдруг показалось, что если она сейчас согреет его руки, его щеки, то жизнь может вновь вернуться к ним обоим. Она оцепенело стояла у кромки могилы, не в силах с ним проститься и простить его уход.

Странными были траурные речи. Друзья его - самые лучшие: и те, с кем можно в разведку, и в баньку с пивом, и на рыбалку с ночевкой - не скрывали своей радости:

- Теперь нам никого не будут ставить в пример наши жены. Ты ведь у них всегда был идеалом, а мы - так, дерьмо...

- Ну и чего ты добился, все старался здоровье беречь: не курил, почти не пил, с бабами не гулял - теперь ты в земле, а у нас столько радостных дней впереди...

Это было невероятно, это невозможно было слушать! Потеряв любимого, она потеряла абсолютно все: друзья, сослуживцы только что во всеуслышанье это объявили. От таких слов она состарилась ровно вдвое, и собственное столетие было высшей мерой ее счастья. Окинув прощальным взглядом толпу завистников, свергнувших в эту яму ненавистный идеал, она закрыла ладошками лицо, чтобы не было так страшно, и оттолкнулась от земли. Это было так ужасно и одновременно так радостно, что она, уже почти мертвая, по-детски разрыдалась.

* * *

...Она открыла мокрые от слез глаза, которые целовали так хорошо знакомые, единственные в этом мире родные губы. Утешая, он нежно гладил ее по плечу:

- Ты чего, мать? Что такое тебе приснилось, кто до слез довел?

Она ничего не сказал в ответ, только тихо прильнула к его сильному и, главное, - теплому плечу. Это было такое счастье - они снова вместе, он никуда не ушел, и друзья не говорили того, что ей только что довелось услышать...