00:00, 20 января 2007 года

Анютины глазки

В общем, не с чего утру быть добрым. Вдобавок на работе «косяк» выскочил, и теперь сколько сил и нервов придется потратить, чтобы оправдаться перед клиентом и шефом.

В зеркало глянула – надо что-то менять в этой жизни, ну прическу как минимум. Говорят же, если не помогает врач – беги к парикмахеру. Позвонила – а у моего мастера Вовчика, как всегда, на три дня все до минутки расписано. Обидно так - раньше всегда он находил для меня «окошко». Ну и ладно, ну и пусть, буду ходить, как неухоженный королевский пудель...

Работа у меня – диспетчер на домашнем телефоне, слава Богу, хоть в кабинет топать не надо. Шеф не дал кофе допить – велел немедля объяснительную по факсу сбросить. Я чего-то проблеяла в ответ. Блудный сын, не разодрав как следует сонных глаз, помчался в школу – не из любви к знаниям, конечно, а только бы моих нотаций не слышать насчет того, что поздно явился. Вернее, рано. Почти утром. У мужа как раз выходной – он себе уже рыбалочку спланировал.

Обреченно открыв шкаф в поисках листа бумаги для объясниловки, я нечаянно уронила старый семейный альбом. Несколько фотографий карточной колодой волной легли у ног. Взор мой пал на самую старую, пожелтевшую, с узорно обрезанными краями – были когда-то у каждого фотолюбителя эдакие станочки: фотку закладываешь, выравниваешь, рычажком хрусь – и любуешься не столько портретом, сколько витиеватыми линиями карточки.

На фотографии была моя свекровь – Анна Акимовна. Вот если бы даже очень хотела пожаловаться на нее, все равно не смогла бы. Просто не за что жаловаться – такой она была человек. Ни словом, ни взглядом, ни поступком никогда в жизни она не обидела меня. Хотя, я наверняка это знаю, было за что. Как у нее хватало мудрости, а главное, терпения, не замечать моих недостатков, капризов и разных там бзиков – ума не приложу. Мирно прожили мы с ней почти что два десятка лет. А потом она умерла от рака. Это был первый человек с таким диагнозом из всех моих знакомых, и надо же было так случиться, что такой хороший, такой родной и такой уютный для всех нас человек.

Держа в руках фотографию, я совсем забыла о том, зачем меня понесло в шкаф. Перелистала весь альбом, нашла еще несколько портретов моей милой свекровушки и поняла, чего мне захотелось в этот момент – поговорить с ней. Сказать ей, какая все-таки она была хорошая. Господи, ну почему я никогда не говорила ей этих слов в глаза, пока она была жива! Десять лет меня мучает этот вопрос, однако что уж теперь изменишь...

- Твоя рыбалка отменяется, - сказала я мужу.

Он уже раскрыл было рот, чтобы рассказать мне о том, что «имеет право» и что никто не смеет испортить ему законный выходной, что... много чего еще.

- Мы едем на кладбище, надо привести в порядок могилки.

Вопросов более не последовало. Собрав инструмент, мы через полчаса уже кромсали сухие многолетники, выгребали набившиеся в траву обертки от конфет, полиэтиленовые пакеты, остатки искусственных цветов, рыхлили землю вокруг гробницы, разминали руками комья почвы, чтобы посадить анютины глазки, которые, наверное, любят все Нюры, Нюси, Ани, Аннушки на свете. Наверное, не слишком благозвучно было бы, и даже как-то гастрономическим каннибализмом отдавало бы, если б цветы назывались валины глазки, или надины, или танины, наташины. А вот Анютины – красиво! И неподражаемо!

Не помню, когда я в последний раз с таким вдохновением работала физически – не боясь испачкать кроссовки, мало волнуясь о безнадежно погибшем маникюре. Я так яростно выдирала колючий кустарник, что в кровь исцарапала руки, но – странное дело - было почему-то нисколько не больно. Наоборот, самоистязание придавало мне какой-то уверенности, поднимало на какую-то неведомую ранее высоту, я гордилась этим своим трудовым подвигом. Муж поначалу пытался приостановить мою дикую прыть, но запрет почти всегда приносит обратный результат – меня несло все больше, и «королевский пудель» собрал на себя такое количество пота и пыли, что мой парикмахер упал бы в обморок.

Господи, бывают же такие совпадения – только подумала, а тут сотовый звонит. Как раз Вовчик, голос радостный такой и многозначительный: «Давай бегом, есть для тебя часок красоту навести». А я ему так гордо, так важно: «Не могу, Вов, важная встреча». И отключилась. Вовчик ошалел, еще раз набрал: «Ты что, не поняла, я для тебя специально одну клиентку перенес на послезавтра!»

А я все равно не соглашаюсь, мне в этот момент никакая красота не нужна. На душе светло, хоть и спину с трудом разгибаю, и про докладную забыла, и про звонок шефа, который ничего доброго мне не сулил. Не я первая, не я последняя, в нашей фирме после таких проколов за объяснительной обязательно следует увольнение. По собственному желанию. Ну и фиг с ним, пару дней пореву да пойду искать другую работу.

Муж мой тоже с ног валится – а первым не хочет пожаловаться, что устал. Ждет, когда я начну домой собираться, а я вместо этого:

- Давай, - говорю, - и соседние могилы в божеский вид приведем. Немножко, чуть-чуть! Все-таки, хоть дальние тебе, но родственники. Придут твои же тетки-дядьки и удивятся, что кто-то навел порядок.

В общем, до самого вечера мы гребли, выдирали, рыхлили, красили, сеяли и любовались тем, что получалось. Он мне из своего детства какие-то историйки рассказывал, и было так приятно их слушать, словно мы какие-нибудь школьники и делимся сокровенными мыслями, которые для других-то никакого значения не имеют, а для нас – каждое слово очень важно и очень значимо… Мне казалось, что в этот день я наконец-то сказала свекрови, какая она есть хорошая и замечательная женщина. И то сожаление, что мучило меня добрый десяток лет, наконец отступило.

Да, вот еще что – шеф меня с работы почему-то не вытурил и даже не истребовал злополучную докладную. Ни словом не напомнил о моей ошибке, будто бы ее и не было. Ну не приснилось же мне все это… Странно.

Анастасия СТЕШЕНКО