Нам нужны для оптимизма островки социализма!
Небольшого формата сборник публицистических, лирических и иронических стихов и эпиграмм – седьмая книжка поэта. С каждой ее странички веет присущей Ванетику доброй мудростью, негромкой, но страстной любовью к миру, в котором мы живем. Да, представьте себе, этот, как его порой называют, «безумный, безумный, безумный мир» тоже можно любить. Его есть за что любить! Можно над ним подшучивать, иронизировать, можно и побранить, и все это поэт делает явно любя. Какой славный пример для всех нас, не правда ли? Тем более что, по словам самого автора, на дворе стоят «времена, мало благоприятствующие поэзии». В своем коротеньком предисловии С. Ванетик с грустью констатирует, что многие литературные издания, увы, приказали долго жить, а стихи стали непопулярным жанром. Но, несмотря ни на что, поэт молчать не может.
Семена Ванетика многие ставропольцы знают как публициста, не раз горячо откликавшегося статьями в краевой прессе на то или иное политическое, общественное событие. В поэзии его слово, на мой взгляд, отличается еще большей отточенностью, выверенностью словесных формул, насыщенностью мыслью. Тонкая ирония переплетается то с горьким сожалением умудренного жизнью, немало повидавшего на своем веку человека, то с детски-наивной, неистребимой верой прирожденного романтика в лучшее. И при том – приятная глазу лаконичность, недаром у сборника такое название – «Короче говоря»… Вот, например, действительно коротенькое стихотворение «Парадоксы борьбы»:
Идеи проводя известные, Куда в итоге угодили? За коммунизм боролись честные, Завистливые победили. Кто дрался за порядки новые? Порядочные и толковые. Но результаты вновь досадные: Победу одержали жадные.
Перед нами, по сути дела, памфлет, сжатый до нескольких емких строк, но от своей краткости не перестающий быть жесткой издевкой по поводу «борьбы». Что несет эта борьба так называемому «простому человеку»? Как адаптируется он в «новом времени»? И когда же наконец человек в России будет просто жить, а не вести какую-нибудь борьбу?
О системе рыночной Спорим до поры ночной. Будем искренни, сынок: Я – совок, и ты – совок. Встроиться в систему эту Шансов у обоих нету. Нам нужны для оптимизма Островки социализма.
Скажу честно, мне лично словечко «совок» никогда не нравилось, грубо и несправедливо называть так целый народ, да еще и свой. Оно сеяло в нас сомнения в собственной самоценности, состоятельности, достоинстве… Но основная мысль, согласитесь, выражена точно! Как тут не разделить такой вот крик души: «От тоски махнул бы на край света… Не пускает бедность благородная». Да уж, куда уж нам, с нашими доходами! Поэт в одном из стихотворений вообще называет себя «потомственным бедняком». Ничуть не сожалея, а как бы подчеркивая, что иные ценности важнее и милее его сердцу. Россия представляется и мне страной потомственных бедняков (купцы и заводчики не в счет), но бедняков с чистой душой, светлым восприятием мира, жертвенным ощущением себя в нем.
В книге несколько разделов, и повсюду золотой россыпью – усмешливый юморок мудреца, с высоты своих лет проницательно-умным оком взирающего на мир. Невольно начинаешь улыбаться, читая такие вот размышления о литературном труде:
Писал Хемингуэй обычно стоя, А Достоевский по ночам творил; Попробовал и я, да ноги ноют И спать охота, просто нету сил. Однако ныне я воспрянул духом, Поскольку, по имеющимся слухам, Флобер писал романы, сидя в ванне, Эмиль Золя писал их в ресторане.
Вот так – по слухам – изрядное число читателей и в самом деле расценивают профессию литератора как легкую, не слишком серьезную, ну что там – сел за стол да и написал! Если б так…
Помню, как Семен Ефимович появился однажды в редакции неожиданно изменившийся – с окладистой бородой, вызвав живейшее любопытство и горячее одобрение. И вот отзвук той уже достаточно давней ситуации, тоже в духе Ванетика – с лукавинкой и иронией по отношению к самому себе: Неожиданная радость: На закате дней Расточают комплименты Бороде моей Славные молодки, Пригожие тетки. Надо было смолоду Отпустить мне бороду.
Так и хочется прибавить в конце фразы восклицательный знак. Но Ванетик их явно не любит. Ставит точку, тихую, но твердую. Восклицания – не для него. В восклицании всегда присутствует элемент экзальтации, чуждой спокойному, склонному к неторопливым размышлениям поэту. Его главное оружие – мысль. Особенно в эпиграммах и миниатюрах, составляющих отдельную главу сборника. Не могу не процитировать:
Мы скажем, признавая грех: Не в равной мере он у всех. В многострадальной нашей местности Имеются резервы честности. Это – «О коррупции»! А вот, извольте, «Клуб модников»: В европейский мы включились клуб, И не отстаем мы от Европы. Нынче в моде обнаженный пуп. Не дойдет ли дело и до попы?
Ну понятно, не о пупе и не о попе речь, а о нашем дурацком обезьяньем обычае перенимать на стороне не лучшее и полезное, а совсем наоборот. Неизменно насыщены смыслом и четверо-стишия – переводы немецкой, польской, украинской эпиграмм, сделанные Ванетиком с не меньшим блеском, чем свои. Он и в этих строках отвечает за каждое слово, наравне с автором оригинала. Закрываешь книжку с улыбкой и сожалением одновременно. Ибо тираж ее вполне по-современному неприлично мал. Неприлично для нашего общества, из самого читающего перебравшегося в разряд цивилизованного. А поэты у нас по-прежнему относятся к классу потомственных бедняков.