Сладкая семечка

В такой именно момент вошел – нет, вкатился в толпу сытенький человечек. Ничего-то особенного он из себя не представлял, и должность у него была никакая: так, числился каким-то то ли пятым, то ли десятым замом у начальника. Полномочий у того человечка не было почти никаких, что несказанно обижало его властную и чопорную натуру. Всеми силами старался он ту несправедливость исправить и доказать свое могущество: кому-то переносил отпуск с лета на слякотный ноябрь, другому старался «тормознуть» путевку, третьего мог застукать в рабочее время где-нибудь в магазине, и так далее. С одной юной чертежницей даже закрутил служебный роман, обещал ей повышение по службе, а еще - с женой развестись, но девушка вовремя опомнилась.

В общем, если бы не делал тот человечек подобных мелких пакостей, никто бы его вообще не замечал, и непонятно было бы, что же за должность у него такая. А так – пожалуйста, все понятно: за порядок борется. Вот и зарплату тоже хочет получать вовремя – беспокоится о себе и своих подчиненных.

Народ, завидев его, поутих, что пролило бальзам на заместителево сердце: значит, уважение свое выказали. И улыбаются ему, как родному, и лицами светлеют. Каждый норовит поближе подойти: кто поздороваться, кто о погоде парой фраз переброситься. Все такие милые, приветливые. Человечек грудь расправил, отчего даже ростом выше стал. Он в душе-то чувствовал, что народ его должен бы недолюбливать: всю жизнь тщательно выискивал признаки той нелюбви и обязательно находил. А тут вдруг – ни тени злости, зависти или обиды. Размечтался то ли пятый, то ли десятый заместитель и так воспрянул духом, созерцая собственную значимость, что полюбил он в тот момент своих подчиненных святой отеческой любовью.

Умильно глядела на своего прежнего воздыхателя некогда неопытная чертежница, которой уже не хотелось написать анонимку его жене, несколько хронически зимних отпускников тоже утратили к нему затаенную ненависть, да и другие «лодыри и прогульщики» вдруг ощутили сладкую истому свершившегося мщения. Больше не надо будет брать на душу грех и просить Господа покарать пятого, то ли десятого за зловредный характер: все разрешилось само собой. Просто к холеной щеке его прилипла арбузная семечка. Узор ее был загадочно красив, словно фрагмент картины абстракциониста, но даже в самом модном художественном салоне никто не рассматривал бы ее с таким восхищением.

Семечка многое могла бы рассказать пристрастному зрителю, и пред взорами подчиненных предстала веселенькая картина: одним виделось, как злобный начальник, который никогда не снисходил до «общих» обедов, запершись в кабинете, смакует витаминную скибку. А может, у него не было ножа, и вот он отчаянно царапает арбуз руками, пятерней нагребает мякоть и отправляет ее в рот. Могло так случиться, что купленный для дома деликатес он просто нечаянно уронил, и тогда – вот оно, сладкое воображение мести – пришлось ему брать изуродованные куски прямо с пола и поедать свое почти потерянное добро. Маленькая семечка, оказывается, может стать большим поводом для того, чтобы отомстить ее носителю за былые обиды. В любом случае все нарисованные сцены были крайне унизительны для высокомерного тормоза чужих отпусков.

Кассу все никак не открывали, но это уже никого не волновало: арбузная семечка по силе морального удовлетворения тянула на годовую премию.