Наградить. Разжаловать. Уволить
Известие о том, что старшина контрактной службы Станислав Котинев погиб, пришло в военный комиссариат Невинномысска в марте 1996-го. Официальных документов, подтверждающих его смерть, из Чечни не поступило, поэтому родственникам решили пока не сообщать. Руководство местного казачьего отдела было в курсе: именно по рекомендации этого отдела старший вахмистр Котинев вызвался добровольцем ехать в «горячую точку». В сентябре 1995-го он подписал контракт и уже через несколько дней в звании рядового отправился в Моздокский мотострелковый полк. Оттуда – в Чеченскую Республику.
После сообщения о гибели Котинева прошло больше месяца. И вот однажды дверь кабинета военного комиссара отворилась. Вошел, хромая, тот самый казак-контрактник, якобы погибший в Чечне. «Ты жив?» - произнес оторопевший военком.
В Невинномысск Станислав приехал сразу после госпиталя, куда попал в результате тяжелого ранения, полученного 1 марта 1996 года. В тот день его подразделение вступило в бой под Бамутом. Одна из пуль попала Котиневу в ногу: прошла через левое бедро навылет. Другая - «ужалила» в бок. Где-то совсем рядом прогремел взрыв…
Очнулся Станислав, когда бой закончился. Увидел, что вместе с другими окровавленными бойцами лежит на броне боевой машины. Затем снова потерял сознание. Раненых доставили в палаточный госпиталь, располагавшийся неподалеку от Грозного. Врачи медицинского отряда специального назначения начали бороться за жизнь Станислава. Оказалось, пуля пробила селезенку и задела левое легкое. Старшина потерял много крови. Селезенку пришлось удалить.
На следующий день на вертолете раненого доставили в гарнизонный госпиталь Владикавказа, где несколько суток казак находился в реанимации. Врачи буквально вытащили его с того света. На пятый день Котинева самолетом доставили в окружной военный госпиталь (ОВГ) в Ростове-на-Дону, где он впоследствии пролежал почти три недели. 21 марта 1996 года военно-врачебная комиссия хирургического профиля ОВГ признала состояние Котинева удовлетворительным. Рана на бедре уже затянулась. Однако плохо функционировало простреленное легкое. А на уровне ребра так и остался осколок: хирурги посчитали, что его удаление может привести к осложнениям.
Заключение военно-врачебной комиссии о категории годности Котинева к военной службе звучало так: «ограниченно годен». Это означало, что служить он будет только в случае объявления всеобщей мобилизации. В мирное же время для Вооруженных сил он не годится.
К «приговору» врачей Котинев отнесся с недоверием. Решил во что бы то ни стало вернуться в армию. Отказался от инвалидности: уже тогда врачи ОВГ предлагали ему оформить 2-ю группу. Казак рассудил, что официальным инвалидом он стать всегда успеет. А пока надо карабкаться - у него ведь семья. Да и возраст для инвалидности вроде неподходящий: Станиславу тогда было только 32 года.
В Невинномысске за тяжелое ранение Котинев получил по страховке немного денег. Отправился в отпуск - на санаторно-курортное лечение, о чем уведомил военный комиссариат. Но тот эти сведения в воинскую часть почему-то не передал. Впрочем, неудивительно. В военкомате Невинномысска личное дело Котинева до сих пор (с 1996-го!) «недооформлено»: в нем нет информации ни о ранении, ни о боевой награде. «Запамятовали», что вручали бойцу орден Мужества?
Передвигался Станислав с трудом, первое время больно было даже кашлянуть. За несколько месяцев состояние здоровья улучшилось: ходить стал, не хромая. Взбодрило еще и то, что получил орден.
По окончании лечения сразу же отправился в свою воинскую часть. В Моздоке прибыл в штаб, и только там узнал, что с 21 сентября в списках личного состава он больше не значится: уволен по служебному несоответствию. А ко всему еще и разжалован в рядовые.
Командование части к тому времени сменилось, поэтому Котинев так и не смог толком выяснить причины своего увольнения. Сказали, дескать, за то, что вовремя не явился на службу. Документ, подтверждающий ранение (копия имеется в редакции), оказалось, в части утерян. В ходе разговора Станиславу дали понять, что в полку ему делать нечего.
Продолжать спор не было смысла. Да и здоровье после такой «встречи» ухудшилось. Котинев попросил лишь об одном: рассчитаться с ним за то время, что он отсутствовал в части по ранению. К тому же контрактнику не выплатили «боевые» за два последних месяца службы в Чечне. Станиславу ответили, что он якобы уже все получил, и в подтверждение показали ведомость, где напротив его фамилии стояли незнакомые ему подписи. Странно, как он мог получить деньги, если впервые через полгода после ранения прибыл в часть?
- Проходи медкомиссию, возвращайся служить, - посоветовали ему в конце разговора, - извини, больше помочь ничем не можем…
Он и рад был бы вернуться, но понимал, что медкомиссию ему теперь не пройти: малейшие физические нагрузки мгновенно напоминали резкой болью о куске железа под ребром. Унижаться Котинев не стал: плюнув на все, уехал домой.
В Невинномысске устроился сторожем в детский садик. Зарплата мизерная, но ничего другого не оставалось: нужно было хоть как-то налаживать жизнь. Здоровье продолжало ухудшаться. Денег на лечение требовалось все больше. Вскоре пришлось продать машину. Наконец, нужда заставила обратиться за помощью к государству.
В военном комиссариате Невинномысска сказали, что для получения пенсии на основании военной травмы ему необходимо оформить инвалидность. Из местной поликлиники
Котинева направили в Ставрополь в бюро медико-социальной экспертизы, где решаются вопросы об определении инвалидности. Здесь ему дали какую-то расплывчатую рекомендацию: «вам нужно еще подлечиться». Казак пытался возражать: мол, и на жизнь-то денег не осталось, не то что на лечение. Но безрезультатно…
Спустя какое-то время жена Станислава устала от полунищенского существования и подала на развод. Котинев остался один. Если бы не товарищи-казаки, которые подбадривали и помогали материально, он, наверное, и вовсе бы «сломался». В надежде восстановить справедливость Станислав стал писать письма во всевозможные инстанции. Сначала в штаб Северо-Кавказского военного округа. Затем – в Министерство обороны. Нет, он не просил подачек, лишь рассказывал о том, как воевал, при каких обстоятельствах был ранен, за что получил орден Мужества. Просил восстановить справедливость. Почти ко всем ответам на его письма прилагалась копия той самой ведомости, по которой он якобы получил деньги. А по поводу назначения инвалидности ему рекомендовали обращаться в военкомат, мол, это их компетенция.
Не сумели помочь Котиневу «выбить» кровью заработанные деньги и в общественной организации ветеранов боевых действий «Монолит». Попытки атамана казачьего отдела Владимира Кондратьева помочь Станиславу с получением инвалидности также оказались безуспешными.
В 1999 году находившемуся на работе Станиславу стало плохо - потерял сознание, и его отвезли в больницу. Через неделю, как только кризис миновал и казаку стало легче, отправили домой. Несмотря на ухудшение здоровья, до 2004 года Котинев в больницу больше не просился. Лишь 15 мая, когда стало совсем плохо, обратился к медикам за помощью…
Сейчас Котинев все также работает сторожем, правда, уже на шерстяном комбинате. С равнодушием государства он смирился, перестал бороться за свою судьбу. Единственное, о чем Станислав сожалеет, что тогда, в 1996 году, отказался оформить инвалидность. Думал, что еще сможет служить… Теперь же, кроме полуметра шрамов на теле и куска металла под ребром, у него ничего не осталось. Впрочем, помимо тяжелого ранения, есть еще орден, после получения которого его разжаловали и уволили.
А еще есть судимость за мелкое хулиганство (год условно в 2003 году). Довели. Сорвался.
Комментарий отдела безопасности
Наша газета за последние месяцы дважды обращалась к проблеме поствоенных судеб служивых людей. 17 сентября в материале «Индульгенция, или История одного ограбления» Алексей Лазарев рассказал о судьбе бывшего разведчика Геннадия Сокольникова. Он не смог получить более 60 тысяч рублей за особо опасную службу в Чечне. Его просто «кинули». И никто не пытается отстоять законные права бывшего военнослужащего, констатировал наш корреспондент.
Еще более страшную историю наши читатели прочитали сегодня. Здесь не только деньги, а и судьба бывшего солдата поставлена на карту. И опять до него никому нет дела. В обоих случаях в воинских частях деньги за них кто-то получил. Ни их, ни справедливости солдатам так и не удалось добиться. Вот и мыкают горе орденоносцы. Геннадий Сокольников награжден медалью Суворова, Станислав Котинев – орденом Мужества.
Что ж, орден вручить легче, чем обустроить судьбу бывших солдат. Так уж получилось, что в их жизни орден оказался железякой, льгот никаких не дающей. Особенно больно за то, что даже инвалидность солдат оформить не может. И это не единственное письмо на эту тему, поступившее в редакцию нашей газеты. Врачи из бюро медико-социальной экспертизы как-то уж больно по-чиновничьи относятся к израненным воинам. Стыдно за это. И больно.
А что отцы-командиры из военкоматов? Призвать – призвали. На службу по контракту отправили. А встретить забыли. Неужели не в их власти помочь?
На наш взгляд, военные комиссариаты, военные прокуроры и в том, и в другом случае просто устранились от решения проблем бывших воинов. И стоит ли говорить о том, что любая военно-патриотическая работа с допризывниками будет неэффективной, если в жизни они будут видеть такое. Пренебрежение. Забывчивость вместо заботы. И кто тогда у нас пойдет во солдаты?