Ведьма
А была Ведьма молода или просто без возраста – в сказках это случается. И даже хороша, если приглядеться поближе. Первый взгляд ее не определял.
Однажды в дверь постучали. Любовь и ненависть, страсть и ревность, горе и беда стекались в ее избушку со всего царства, будто здесь находилась грань между Добром и Злом.
Поздний стук не смутил Ведьму. Без робости открыла она дверь, без удивления отступила немного, чтобы пропустить очередного страдальца. Им оказался ладный молодец, одетый ратником, да не простым, а воеводою. Вошел он, сел на лавку, стал рассказывать о своей кручине. Увидела Ведьма его смятенную душу. Молча слушая, налила чаю на травах, поставила варенье из лесных ягод.
А печалился ратник о том, что пока воевал на благо Отечества, кто-то заколдовал его жену – ушла и не хочет обратно. И вовсе даже без причины. «Знаю я все и без тебя, – думала Ведьма, – да не могу объяснить всего – жаль мне тебя…» А вслух сказала:
– Расстараюсь помочь тебе, молодец…
– Сделаю все, что ни попросишь, – взмолился ратник, – только помоги!
– Делать придется мне. Теперь ступай, придешь через неделю.
Задумалась Ведьма – чем помочь? Не научить так просто уму-разуму взрослого, не заставить сердце быть зорче и мудрее. Не сложить без зазоров несовпадающие судьбы. Не хватает чего-то, вот и разваливается супружество, как разбитая чаша. И никто не колдовал над женой ратника – не стали они единым целым.
Видела все это Ведьма, да жаль ей было молодца. Человек он хороший, добрый, прямой, но жизнь не заладилась. Решилась она на последнее средство: сварить приворотное зелье, обмануть злодейку-судьбу. Приворотное зелье – грех страшный, насилие над естеством. Знала она это, да пожалела больше ратника, чем себя. Налила в котел воды ключевой, набросала травы колдовской, распустила волосы, стала зелье помешивать, заговор творить. Мешала-мешала, шептала-шептала, и сама не заметила, как хлебнула зелья с ложки.
Хорошее зелье сварила Ведьма – не знала она, где сердце у нее и есть ли вообще, а тут почувствовала тревогу. Забилось оно, на волю попросилось – к милому лететь. Опустились у Ведьмы руки, перевернулось зелье, залило огонь…
И не Ведьма она уже. Женщина. Вмиг забыла свои колдовские заговоры, ждала ратника день и ночь. Не спала ни минуточки – на седьмой вечер сморил ее сон.
Пришел ратник, а в окошке света нет. Стучал, стучал – не отпирают. Плюнул он и прочь зашагал.
Очнулась Ведьма ото сна с солнышком. Поняла, что приходил любый. Травы примяты, роса сбита, того что было, не вернуть. Упали ведьмины слезы на травы – росой засверкали.
Собрала она узелок и отправилась в город. В городе – палаты каменные, терема резные. Где искать любого?
Вошла в дом – пусто, темно, ни души не видно. Пошла на ощупь и уткнулась в ложе, где милый ее больной лежал – занемог от рос стылых, от печалей постылых. Не узнал он ее в жару, услышал только, что наклонился кто-то над изголовьем. Подала ему Ведьма воды, голову, пока пил, держала, а когда уснул, хозяйничать начала. Убрала все, вымыла, обед сварила и присела над ним чуть дыша. Проснулся молодец и стал спрашивать, кто она и откуда взялась.
Не сказала ему Ведьма правды, испугалась. Ответила, что идет издалека, зашла воды попросить, да натолкнулась на него. Утешила, что, пока он хворает, побудет здесь, а потом дальше пойдет.
Так и зажили они. Ведьма лечила его травами и ягодами, банькой да веничком, а больше – своей любовью и преданностью. Поправляться молодец стал. Привязался он к няньке своей нежданной, хоть лица ее никогда толком не видел. Интересно ему стало, кто же это тенью в доме скользит – хозяйничает. Подкрался однажды, когда Ведьма у огня хлопотала, повернул ее за плечи к свету… И узнал.
– Ах ты, Ведьма проклятая, змея подколодная! Так это ты в мой дом хитростью проникла, колдовством своим поганым болезнь на меня напустила, вместо того чтоб жену мне вернуть?!
Вмиг забыл он руки ее ласковые и заботливые. Не увидел темных бессонных кругов, не рассмотрел глаз измученных и горьких. Ведьма-разлучница стояла перед ним.
– Убирайся к своей лесной нечисти – там тебе и место, – толкнул ее к двери.
И побрела Ведьма без пути и дороги, словно слепая. Добрела до своей лесной избушки и стала опять в ней жить. По-прежнему, да не по-старому.
Могла бы она полистать книги колдовские, вспомнить свое уменье. Могла чарами привязать к себе ратника, да не хотела. Хотела быть для него Женщиной, и чтобы полюбил он ее как женщину. А волшебство тут ни при чем. Вот такая была странная Ведьма.
Снова она стала ждать ратника. Все ей мерещилось, что кто-то в окошко стучит. А это ветер к ночи разгулялся. Или казалось Ведьме, что окликает ее милый, зовет. Или дверь скрипнет, открываясь – а это кот в избушку проскользнул. А еще будто тронет ее кто за плечо. Обернется – никого…
Могла бы она выпить зелье и забыть все, но жила в ней надежда, и была она сильнее боли и горя.
Мечется Ведьма из угла в угол день за днем, ночь за ночью – бессмертная…