«Мачеха»

До чего обидно было Вере: другие по пять-шесть детей имели и всех сохранили, а у нее один-единственный, и того не сберегла.

Кое-как, с горем пополам, пережила вместе с односельчанами войну. Ох и досталось лишенька на ее век! Тыл-то на бабах да на ребятишках держался. За лето не успевали вымолотить все зерно, потому что на всю бригаду один комбайн имелся. Случалось, уж по снегу перетягивали его от скирды к скирде – на быках, а порой и на себе. После Победы возвращались в Вознесеновское мужики. В чужих дворах играла гармонь, встречая победителей, а у Веры все меньше надежды оставалось на то, что вернется домой ее Иван.

Время шло, о новом замужестве и не помышляла, не то что бабам и вдовам – девкам женихов не хватало, много мужчин полегло в той проклятой войне. А жил у них в селе Семен Михайленко. Жена его умерла, надорвавшись от непосильной работы, и оставила сиротами пятерых ребятишек. Разве с такой оравой справиться без женского догляда? Но сбегали от Семена молодухи, несмотря на то, что был он человеком добрым, работящим и мастеровым: пятеро детей – это такая обуза…

Прежде чем посвататься к Вере, определил фронтовик в Дербетовский детдом двоих ребятишек – Сашу и Ваню. Обещал: «Вот чуть-чуть ваша новая мамка обживется, привыкнет, тогда я вас и заберу». А они через несколько дней сбежали из казенного заведения и, сбивая ноги, по шпалам прошли десятки километров, заплутали в пути, но дом нашли. Зима, ночь, пурга, и вдруг – стук в дверь. Выскочила Вера, в охапку их сграбастала, расплакалась за все свои и их горести, потом отогрела-отлечила и больше никуда уже от себя не отпускала. Еще и мужа корила за тот необдуманный поступок.

Многие не одобряли ее замужества, не понимая, зачем такую непосильную ношу на себя взвалила. Никто не хотел бы оказаться тогда на ее месте. В общем, положение ее было совершенно незавидным. Но людская зависть догнала ее много лет спустя, в зрелом уже возрасте. А тогда самым главным было то, что ребятня радовалась ее нерастраченной материнской ласке, уюту и относительно сытой жизни, что наладилась в доме с приходом мамы Веры. Выручала семейство корова да хозяйская распорядительность Веры Федоровны: то кринку молока, то десяток буряков на рынок снесет – уже и есть ребятишкам на гостинец. А еще рукоделие здорово помогало. В крестьянских семьях испокон веку девочек обучали шитью да вязанью, и пряху малышки воспринимали как свою первую игрушку, с которой играть им предстояло потом весь их бабий век.

Между тем семейство у Михайленко увеличилось: родились Толик, а потом и Петя. Никогда не делила Вера ребячью ораву на своих и чужих, не в обиде, не в попреках они росли, на всех хватало ее щедрого сердца. А выросли, в жизни определились – и засияла, засветилась мать гордостью, ни за одного не стыдно было перед людьми. Только вот беда: короткий век был отпущен ее приемным детям. Но остались от них дети, а у тех уже свои дети, и все они любят и почитают родоначальницу семейства. Деда Семена уж 13 лет нет в живых, только шумит посаженная им на окраине Вознесеновского тополиная роща, любимое место отдыха сельчан.

А живет Вера Федоровна сейчас с семьей младшего сына Петра. Не тесно ей ни с невесткой Валентиной, ни с внуками Валентином, Леной и Юлей . Семь «я» в доме, и самая главная общая радость – годовалая Сонечка, ее пра-внучка. Сын Анатолий живет в Ставрополе, работает в ветслужбе, а еще раньше председательствовал в одном из апанасенковских колхозов.

- Бабушка у нас мировая, - говорит невестка Валентина Ивановна, - таких, как она, людей еще надо поискать.

А теперь можно и о людской злобе-зависти рассказать. В семидесятых назначили Вере Федоровне пенсию как многодетной матери. Получала она то ли 14, то ли 20 рублей. А соседка одна допытывается:

- Какая ты многодетная, если ты их не рожала?

В общем, написала жалобу в райсобес, выяснилось, что, действительно, не положена была льгота, и пришлось ей возвращать незаконно вы-плаченную тысячу. Это были для семьи огромные, а самое главное – уже потраченные деньги.

- Откуда я знала, - говорит Вера Федоровна, - что детей мне нужно было усыновить еще тогда, после войны? Вроде все на одной фамилии были…

Ну, да ладно, та обида давно уж позади. Деньги забрали, но тепло близких людей никто и никогда не подвергал ревизии. Оно в справках не нуждается, и тут ничья зависть отнять его не в состоянии.

А прялка-то бабы Веры до сих пор жива. И носки она по-прежнему вяжет для всей своей большой семьи.