Поэзия: времена гнева

Джазовая импровизация в стиле начала семидесятых

1

Это было на пике языческой веры 
в нечто, что очень близко
нигилизму приставки «бес»: 
беспринципность,
беспозвоночность.
Время стены китайской. 
Безвременье стен берлинских.
В мире кривых зеркал 
кремлевских курантов точность.
Это было горячее время напалма 
и МиГ-двадцать третьих,
оголтелых полемик в печати, 
десятиклассниц беспечных,
новоявленных пастырей, хипарей. 
И в любой котлете
стрекотали дозиметры, 
как табуны бунтарей запечных.
В кухонных репродукторах 
гремели раскаты гимна.
Хрипел Высоцкий,
охреневая с тоски, 
марафет догоняя водкой.
В студенческих общежитиях 
рабфаковцы ели на ужин
кондор и клецки.
(Выходцы из Вьетнама предпочитали 
жареную селедку).
Гоношилась фарца у «Березок». 
Мадонна с помятой мордой
из-под полы торговала, краснея, 
компактной пудрой.
Молодожены слагали охапки цветов 
к подножиям монументов.
И бодро
отправлялись по распределенью 
в пустыни, тайгу и тундру.
Диссиденты сидели в психушках. 
Алия сидела на чемоданах.
Крымские здравницы 
оккупировали подвалы Массандры.
Дикция у генсека 
была чрезвычайно странной.
Наш паровоз бил копытом на стрелке
между Даманским и Кандагаром.

          2

В арсеналах страны было 
вдосталь патронов,
рядового состава, иприта.
Чистотою сияла курилка 
в любой казарме, как скит монаший.
Боже мой, чуть не забыл! – 
жив еще был Никита.
И караванами шли сухогрузы 
с пшеницей в Россию нашу.
Амбициозные карлики 
темпераментно заточали
непомерно громадных джиннов 
в компактные боеголовки.
И одно за другим происходили события, 
о которых молчали,
день за днем отравляя пространство ложью, 
газетные заголовки.
День начинался передовицей 
и завершался стихотвореньем.
Встреча двоих, не успев стать 
волшебной сказкой,
становилась дурацкой байкой.
Жизнь, вдохновленная притчей 
о вавилонском столпотворенье,
вновь устремлялась вслед 
за байкало-амурской пайкой.
Только суровою ниткой зашитый рот 
был пригож для пенья.
Взгляд, обращенный всегда вперед, 
зрил только образ вражий.
Ссылку покинул Бродский 
для вечного поселенья
в дивной земле, о которой 
с пеленок мечтает каждый.
Дети рождались, играли, влюблялись. 
Старики умирали.
Были разлуки пожизненны, 
а перемирия кратки.
Это было великое время 
самой последней схватки
двух безумных идей, 
в которой обе они проиграли.

          3

Время истлело, стерлось. 
Остались воспоминанья
и миражи, в которых тоже немало стерлось.
Уцелели обломки машин, ракет, 
грандиозные здания,
кватроченто «Ди перпл», квинтэссенция 
спазмов горла.
Все уцелело, все! Кроме 
старенькой классной дамы,
кроме отцовских рук, кроме всех, 
кому сорок было…
Даже следы на Луне! Даже следы помады
на обеих щеках, 
если только слезой не смыло.
Встали и вышли. Остались медали, маски,
моль в гардеробе, 
простынки в крови, пуанты,
из-под боли шприцы, 
разлученные с мозгом каски,
некрологи, программки театров 
и просто сухие факты.
Сотни тысяч кило бумаги, 
заполненной мелким шрифтом,
электронная рухлядь, пустая тара, 
оборванная проводка.
И обязательно женщина, согласная дать. 
Но видом
говорящая: «Сволочь, плати за водку!»
Время другим понужать сапогами планету. 
Ибо
просто – уставшим пора на покой. 
Ибо просто –
не стоит в тогу
триумфатора обряжать бездыханное тело. 
Ибо
то, что можно поэту, не под силу герою, 
быку и Богу.

Сентенции и максимы
 

Осень –
эра гипертонических кризов.
Время стреляться, считать цыплят, 
выходить на Бога,
делать последний нелегкий выбор из-за
того, что любви никогда не бывает 
много.
Время
наступает тебе на пятки,
заставляет послушно идти туда, 
где ни разу не был.
Но и в случае, если – на обе – давно 
положили тебя лопатки,
просто открой глаза –
ты увидишь небо.
Это –
очень интимная вещь,
вроде семейного фотоальбома,
в иерархии детских снов – заменитель 
зимнего сада.
Розовые слоны порхают и говорят: 
«Ты дома».
Если это и шутка, ты где-то рядом.
Ливни,
тождественные алгоритму страсти
столь безутешной, что думаешь 
о высоком,
каждой струей своею напоминают 
трассы, соединяющие человека с Богом.
Отче!
Храм твой неслыханный пуст и светел,
мало людей в нем, однако 
значительно меньше – истин.
Тот, кто искал Тебя, тот никого не встретил,
тот, кто узнал Тебя – к лику святых 
причислен.
Буде
и мне дарована эта милость,
жизнь запродам за недолгую нашу встречу:
очи потупив, проследовать молча мимо,
не возражая, не жалуясь, не переча.
Сердце
нянчит в железных ладонях холод.
Эхо заходится птичьего крика выше.
На сорока холмах я построил город,
но никого в этом городе я не вижу.
Значит,
поздно уже начинать сначала,
биться, как рыба об лед, вместо песен учить
молитвы,
бисер метать, влюбляться, сучить мочало,
лоб расшибать о двери:
все двери
давно открыты.

г. Кисловодск