Игорь Фаталиев: ВИВАТ, ШУРАВИ!

Службу начинал в Майкопской дивизии. Проходили подготовку серьёзно, поскольку знали, что отправимся в Афганистан, а за расслабленность там платят смертью. Хорошо, если только своей. Времена, сами знаете, какие были. С экранов телевизоров и журнально-газетных страниц узнать, что действительно творится там, «за речкой», было невозможно.

В начале августа нас перевезли в Ростов и сразу отправили на аэродром, где уже ждал гражданский самолёт Ту-154. Приземлились в Кабуле. На следующий день нас отправили дальше, только уже военно-транспортным самолётом АН-12, который взлетал каким-то странным манером, поднимался в воздух и приземлялся «по спирали». Это уже потом нам объяснили, что таким образом лётчики совершали противозенитный маневр.

…Есть в армии понятие «покупатели», то есть командиры выбирают солдат, подходящих для службы в их подразделениях. По воле такого «покупателя» я попал в полк, который базировался в Джебаль-ус-Сарадже, у подножия высоченных гор, где пролегала дорога, соединяющая юг и север страны, а именно, Хайратон – Кабул. Зоной действия наших подразделений были Чарикарская долина, вход в Пандшер и знаменитая дорога на Саланг.

Чем занимались в разведроте? Лучше, чем в песне не скажешь. Помните такую? «Батальонная разведка. Мы скучаем очень редко. Что ни день, то снова поиск, снова бой…» Действительно, делали всё, что положено разведке: сидели в засадах, ходили на прочёсывания и блокировку, брали языков и были глазами и руками полка.

Первой операцией была засада. В голове туман. Каждый нерв напряжён до предела. Вроде бы и интересно, но ничего не понятно, что делать и как, если вспыхнет бой. Всё, чему учили пару недель назад, куда-то испарилось. Ничего. Отсидели. Потом только узнали, что это была как бы учебная задача, хотя никто не мог гарантировать, что не столкнёмся с «духами».

Месяца через три, когда боевые рейды стали повседневностью, мне начало казаться, что в армии я родился, крестился и всю жизнь проведу здесь. После операций слова командира: «Всё. Возвращаемся на базу!» звучали как «Домой!».

Кормили нас в полку неплохо. Это ж не на «боевых», где изо дня в день один сухпай. Был у нас повар, парень из Литвы Янис Кунс. Попросили мы его как-то приготовить пельмени. А он понятия не имеет, что это такое. Рассказали. Показали. Приносит. Мясо отдельно, тесто отдельно. Научился потом.

Однажды мы с боем ворвались в кишлак Самида, что у самого Саланга. Двух наших парней ранило. В селении тишина. Передовая группа ушла на прочёсывание, а мы вчетвером остались в прикрытии. Зашли в один дом. А там полно народу. Дети и женщины. Последние – в паранджах. Подозрительным показалось. Подошёл ближе, сорвал с одной из них покрывало, а под ним мужик бородатый с автоматом. Он не ожидал быстрого разоблачения, вот и не выстрелил. Разоружили банду.

Через какое-то время появились ещё мужчины, один из них кинулся на меня с вилами, едва не заколол. Застрелил его «Чича», наш боец по фамилии Чичеванов. Спас мне жизнь. За что спасибо ему огромное не только от меня, но и от всех моих родных и близких.

Ещё был такой случай. Бросили нас в район Хинжана в ущелье Леван на реализацию разведданных, мол, там находится большой склад оружия. Авиации бомбить бесполезно, поскольку тайник находится среди скал. Пошли мы. Почти сразу наткнулись на засаду. Уничтожили восьмерых «духов». Мы ночью спустились к ним с практически отвесной скалы, откуда ждать противника было совершенно невероятным делом. С той скалы и днём-то не очень спустишься.

Духи рассчитывали только на светлое время суток, тем более, что из их укрытия всё ущелье – как на ладони. Тут их и взяли. В этом капонире мы провели трое суток, ждали, пока подтянутся основные силы и ударят по укрепрайону, где находились боеприпасы.

После этого начальство смилостивилось над нами и дало возможность отдохнуть почти целый месяц. Приехала высокая московская комиссия из Минобороны для проверки наших застав на предмет бытовых условий, медицинского обслуживания и прочего, на что в боевых условиях как-то не обращаешь особого внимания. Вот мы эту комиссию и сопровождали. Катались с ними на броне, что, в общем-то, было практически безопасно. Для них это было целым приключением, экзотикой, пахнущей порохом. Один из офицеров попросил у меня автомат, чтобы сфотографироваться на фоне суровой мужской жизни. Почему у меня? Магазин трофейный был с наклейкой на арабском языке, вот он и обратился ко мне.

Часто можно слышать вопрос о чувстве страха. Страх присутствовал всегда в большей или меньшей степени. Дело не в самом страхе, а в том, как человек с ним может бороться. Самое сильное ощущение страха я испытал примерно через месяц после прибытия в Афган.

Вышли мы на большую армейскую операцию в районе Баграма. Шли колонной. Внезапно начался обстрел. Очень сильный. Перекрёстный. Лупили «духи» и из автоматов, и из пулемётов, и из гранатомётов. Грохот, машины горят, крики и стоны раненых. Бой первый для меня. Долго не отступало ощущение нереальности, будто бы не со мной всё это происходило. Как уж победил этот страх, не знаю.

Что касается оценки войны в Афганистане, с моей точки зрения, как, впрочем, и других ребят, воевавших там, мы выполняли приказ о защите своей Родины. Поэтому все эти разговоры о правильности или неправильности нашего пребывания в ДРА не приемлю. Всё просто. Мы – солдаты, и наш долг – выполнять присягу.

Наша справка: Игорь Фаталиев - ветеран войны в Афганистане. Среди наград – медаль «За отвагу». С 1988 по 1991 год был первым председателем краевого совета ветеранов воинов запаса Член совета краевого союза ветеранов Афганистана.