Нежданные наследники,или За отсутствие совести не судят

Письмо было странным и страшным. Пенсионерка Мария Дубогрызова из Новоалександровска взывала о помощи: "Меня заставляют продать дом, в котором прожила двадцать девять лет, а деньги поровну поделить с детьми умершего мужа. Суд поддержал позицию богатых и сильных. Если принятые им решения будут исполнены, куда мне идти, больной полупарализованной старухе, не имеющей ни родных, ни близких?".

И вот оно, то самое "спорное домовладение". Назвать эту постройку домом (общая площадь менее сорока квадратных метров) язык не поворачивается. Две смежные комнатки и малюсенькая кладовка насквозь пропитаны запахом валерьянки и каких-то других лекарств. Мария Ивановна Дубогрызова в присутствии нескольких соседей, поминутно утирая слезы, рассказывает о своем прошлом и нынешнем житье-бытье.

Родилась в голодном тридцать третьем. Звезд с неба не хватала, образования высокого не получила. С малых лет и до пенсионного возраста работала дояркой. Подъем до зари и – к колхозным буренкам. Потом дома надо прибраться, собственное хозяйство обиходить, огород прополоть. А после обеда – опять на ферму, дотемна. И так изо дня в день...

– Маш, ты про награды свои скажи, вспомни, как на ВДНХ ездила, - подсказывает ближайшая соседка Раиса Попова.

– Да кому они теперь нужны, эти награды, – отмахивается Мария Ивановна, – тут из дому бы не выгнали. Горбатилась, горбатилась, теперь вот расхлебываюсь...

Нет, она до сих пор нисколько не жалеет, что, как принято говорить в глубинке, "сошлась" в семьдесят третьем с Иваном Беломестным. Чужую семью не разбивала: к тому времени минуло уже более десятка лет, как Беломестный ушел от жены. Причем ушел, оставив бывшей супруге и детям поместье, живность, мебель... Ни о каком разделе имущества речи не заводил. Снимал углы по частным квартирам. Поднакопив деньжат, начал строить дом, точнее – хату. Мария вошла в жилище, когда далеко не все еще отделочные работы были закончены. В упряжке их стало двое. И, как это случается, основной груз – и материальный, и физический – лег на женские плечи. Здоровье у фронтовика было подорвано, поэтому ей приходилось наиболее тяжелую работу выполнять самой.

У Ивана Петровича в те времена пенсия была шестьдесят два рубля. У нее зарплата – сто двадцать и более. Плюс довольно солидные премии. Это уже потом, значительно позже, когда ввели надбавки ветеранам Великой Отечественной, они, можно сказать, сравнялись в доходах. Но тогда Петрович уже почти что слег.

Сначала открылась грыжа: операцию пришлось делать дважды. Потом резко упало зрение: четырежды она возила своего самого дорогого человека в Краснодар, к светилам-офтальмологам. Надо кому-либо напоминать, насколько "бесплатна" наша медицина?

– Дом продала, – бесхитростно рассказывает Мария Ивановна, – за восемь тысяч (за эти деньги тогда, в восемьдесят восьмом, новую легковую автомашину можно было купить). Те средства, что от операций остались, пустила на то, чтобы газ и водопровод к дому подвести, полы перестелить, крышу починить да Ивану Петровичу обеспечить полноценное питание...

– Мы все удивлялись, – говорит другая соседка, Людмила Гущина, - что среди зимы Мария Ивановна находила возможность ежедневно кормить больного Петровича яблоками, грушами, виноградом. Видать, очень его любила...

Да, любила так, что в буквальном смысле в последние два года жизни Ивана Беломестного носила его на руках. С боку на бок перевернуть – одно. А с кровати снять довольно тяжелого мужика, в ванну усадить, вымыть, потом опять на кровать поднять – это недюжинную силу надо иметь. А когда к сыну Петровича Василию (он тогда в отпуске находился) за малой малостью обратилась – покажи, как отца побрить, потом сама справлюсь, ответ получила неожиданный: мол, у меня и без вас дел хватает... Не хватило у Василия Ивановича времени и на то, чтобы поправить (единственный раз попросили) шифер на покосившемся крыльце.

А вот у Марии Ивановны доброты хватало на всех. Когда Василий строил дом, организовала женщин со всего переулка, чтобы помогли комнаты оштукатурить. Копала картошку на огородах детей Петровича (по такому случаю за ней присылали "Волгу"). Соберет яиц от десятка собственных несушек, тушку кролика присовокупит, и опять же им - родниться надо...

А свою картошку с огорода "возила" домой на велосипеде – чего ж из-за пары мешков бензин жечь?

Более четверти века Иван да Марья состояли в гражданском браке. На юридическом языке это называется очень обидным словом: "сожительство". Незадолго до смерти Петрович (что-то предчувствовал, что ли?) решил супружеские отношения узаконить. Самостоятельно передвигаться уже не мог, поэтому попросил соседа: "Слышь, Вась, привези кого-либо из загса. Да чтобы печати и бланки всякие не забыли...".

Вернувшаяся домой Мария удивилась, увидев в комнате незнакомых людей. Иван предстоящую церемонию объяснил не очень внятно: дескать, боюсь, чтобы тебя потом не обидели, поэтому давай станем "настоящими" мужем и женой...

Некоторые из соседей советовали Петровичу и завещание на домовладение составить, но он отмахнулся: "Дети у меня обеспеченные, гвоздя в этой хате ни одного не забили. Разве позволит совесть на что-то претендовать?".

Не знал, наверное, фронтовик, что совесть не является юридической категорией. Честь и достоинство – это да. Не зря же по судам кочуют сейчас иски на миллионы рублей. А вот совесть... Выпала она как-то из нашего законодательства и судопроизводства...

Скончался Иван Петрович в девяносто девятом, двадцать второго августа, в три часа утра. Минут через пятнадцать, услышав причитания Марии Ивановны, у остывающего тела собрались почти все обитатели переулка имени Титова.

Все, да не все: дочь Петровича, Вера Осипова, пришла к тому моменту, когда гроб уже практически выносили с подворья. Сын и вовсе на похороны не явился. Но какую бурную деятельность они развили позже...

В феврале двухтысячного на свет появился документ, свидетельствующий, что Марии Дубогрызовой, Вере Осиповой и Виктору Беломестному принадлежит по одной трети строения под номером 28 в том самом переулке имени Титова. А уже в марте в Новоалександровский районный суд поступило исковое заявление от Осиповой и Беломестного с требованием: "Разделить дом между нами и Дубогрызовой, выделить нам в собственность комнаты (согласно плану дома), а также определить порядок пользования ими...". Сумму причитающейся госпошлины и последующих расходов истцы просили отнести на счет ответчика.

Марию Ивановну как громом поразило. Может, и не выжила бы она тогда, если бы не поддержка соседей.

– Если по-ихнему считать, – говорила Раиса Попова, – то тебе теперь побираться надо идти, а наследнички твою кровную хату захапают...

Собрался уличный комитет и решил подать в суд встречный иск о лишении Беломестного и Осиповой отцовского наследства: "Даже ржавого гвоздя в этом доме не вбили, а претендуют на две трети площади". И закрутилась судебная карусель. Доверенным лицом М. Дубогрызовой выступил (как наиболее грамотный в юридических отношениях) член уличного комитета Владимир Бельских.

Заседаний было около десятка. Сменился судья. Вначале, по заявлению истца, присутствовали народные заседатели. Затем их не стало. Бабушка Мария думала, что дело-то одно, посему повторного заявления об участии в процессе представителей общественности писать не стала. Решение единолично принимала федеральный судья Д. Кондратенко. Вот оно, это решение: "Дубогрызовой Марии Ивановне в иске к Осиповой Вере Ивановне, Беломестному Виктору Ивановичу о лишении их права на наследство после смерти их отца Беломестного Ивана Петровича, умершего 22 августа 1999 года, отказать. Взыскать с Дубогрызовой Марии Ивановны в пользу Осиповой Веры Ивановны расходы по оплате услуг представителя (адвоката ответчиков Т. Дорофеевой) в размере 1000 рублей...".

Дети Петровича вовсе не отрицают, что заботилась об их отце лишь Мария Дубогрызова. Представитель ответчика (В. Беломестного) А. Беломестная: "Отец никогда ни в какие органы, в том числе в суд, милицию, прокуратуру, по поводу неправомерного поведения детей не обращался, никогда не требовал от них обязательств по содержанию. Между ними сохранялись обычные отношения...".

Вера Осипова также (согласно записям в протоколе) считает, что Дубогрызова была хорошей хозяйкой и заботливой женой и даже ей (Осиповой) оказывала посильную помощь. "Уход за отцом действительно осуществляла Дубогрызова, но она – его жена, и как супруга должна была заботиться о супруге".

Что сюда можно добавить? Разве тот факт, что Виктор Беломестный незадолго до смерти отца занял у Марии Ивановны четыре миллиона тогдашних рублей. Та не очень-то хотела давать: с деньгами была напряженка, но Виктор успокоил: "Как только приеду домой в Воркуту - вышлю". Выслал два миллиона. Сейчас считает, что остался должен две тысячи. В суде его супруга заявила: мол, обязательно вернем. Интересно, сколько сейчас стоят эти две тысячи после стольких лет инфляции?

И еще один вопрос. Может, лучше одну тысячу сразу перевести на адрес адвоката Т. Дорофеевой? Потому что М. Дубогрызовой, чтобы оплатить (по решению суда) услуги адвоката противной стороны, придется продать все ее имущество, вплоть до неисправного телевизора...

Наверное, права была Мария Ивановна, приводя мне давнюю русскую пословицу: "С сильным – не борись, с богатым – не судись". Суд принял сторону ответчиков, не забивших в стены спорного строения "даже ржавого гвоздя". Поскольку (цитирую) "факты злостного, неправомерного их (детей) поведения по отношению к отцу не установлены. Вступивших в законную силу решений приговоров суда об умышленных противоправных действиях Осиповой В.И. и Беломестного В.И. по отношению к Беломестному И. П. при жизни последнего не имеется".

Нынче, при разделе имущества усопшего, видимо, вовсе не принимаются во внимание (как это было раньше) здоровье противоборствующих сторон (Мария Ивановна полупарализована), наличие у них жилплощади и т. д. и т. п. Словом, Дубогрызова, у которой нет ни детей, ни внуков, ни других близких родственников, оказалась в равных условиях с наследниками из Воркуты и Новоалександровска. У которых есть все: и крыша над головой (у некоторых из наследников – не одна), и материальное благополучие...

Но давайте еще раз вспомним, что юридические понятия были "при жизни" Петровича. А после его смерти осталась только совесть. За ее отсутствие, как уже упоминалось, нынче не судят. А потому решение федерального судьи Д. Кондратенко (руководствуясь содержанием протоколов?) оставила в силе и судебная коллегия по гражданским делам Ставропольского края.

* * *

Где-то в глубине души Мария Ивановна и члены вступившегося за нее уличного комитета еще надеются, что справедливость восторжествует после вмешательства в это не такое уж запутанное дело Верховного суда России. А если и это не поможет, тогда как? Надеяться на Суд Божий?

Или рассчитывать, что судебные приставы в отличие от детей Петровича не потеряли совести и, исполняя решение суда, не выбросят беспомощную, не имеющую ни одного родственника старуху на улицу?