Грозные годы Гражданской войны: белый террор в Ставрополе

На чрезвычайном губернском съезде Советов рассматривался и вопрос о редакторе газеты «Власть труда» А.Г. Троицком. В его статьях Совнарком усмотрел выпады против советской власти и призывы ее ограничить. Было принято постановление арестовать А.Г. Троицкого и привлечь к суду революционного трибунала.

В это же время дано указание начальнику городской милиции Гнаденбергу о задержании главного редактора эсеровской газеты «Северокавказское слово», известного демократа Е.А. Дементьева и члена редакционной коллегии Капельгородского. Позже сообщалось, что Е.А. Дементьев скрылся.

Большую роль в неприятии советской власти сыграли прибывшие в город «революционные гастролеры». В очерке «Красные дни в Ставрополе» (ж. «Донская волна» от 13 января 1919 г.) И. Сургучёв писал: «Приехала партия матросов-сифилитиков и вместо лечения принялась устанавливать свои порядки. В щегольских куртках и ухарски сдвинутых шапках разгуливали по городу и изумлялись «отсталости» Ставрополя: «Товарищи! Что у вас здесь за болото? Буржуи на свободе, офицерье не переловлено. Контрибуции до сих пор не наложили! Разве это революция? Вот мы вам покажем, как за дело взяться». И вскоре показали.

А.Ф. Коппе и его окружение в штабе Красной армии использовали матросов в своих целях, например, матрос Якшин вошел в «совет штаба». По городу были расклеены листовки с воззванием к матросам, появившимся и в газете: «Вы первые подняли красные вымпелы великой революции на своих кораблях! Товарищи матросы! Враги ваши не дремлют, они вооружаются, они из-за угла подстерегают вас, чтобы нанести удар в спину, захватить власть, лишить вас свободы, опять ввергнуть в бездну рабства… Настал грозный час! При штабе Рабоче-крестьянской армии формируется первый Советский Ставропольский морской батальон. Товарищи матросы, отдыхающие в Ставропольской губернии! Записывайтесь в этот батальон... За всеми справками обращаться к матросу Якшину. Группа матросов».

Стоит заметить, что И. Сургучёв не преувеличивал относительно морского батальона. Из-за вседо-зволенности он распоясался до такой степени, что стал больным местом в Красной армии. Самоличные обыски, хулиганство и вымогательство денег настраивали мирное население не просто против этих «ребят», но против новой власти. Впоследствии при проверке батальона комиссией, созданной губисполкомом, выяснилось, что из семи десятков собственно матросов в нем только 18, а остальные - подозрительный сброд, причем у многих не было никаких документов. Губисполком вынужден был принять решение батальон разоружить, распустить, лидеров Якшина и Лаврентьева заключить в тюрьму.

Во второй половине мая «Власть труда» ознакомила жителей города с приказами народного комиссара по военным делам Н.И. Мирошникова об учете офицеров и регистрации имеющегося у населения огнестрельного и холодного оружия. Заявившим об оружии было приказано сдать его в трехдневный срок под угрозой военно-революционного трибунала. При изъятии отбирались не только револьверы и винтовки, но даже дуэльные пистолеты, кортики, кинжалы. Изымались и «контрреволюционные предметы»: офицерские погоны, золотые пуговицы, ордена, кокарды и т. д. По воспоминаниям современников, случалось, что под видом обысков в зажиточных домах совершался откровенный грабеж.

Неудивительно, что нарастали подозрительность и страх. В одном из номеров под заголовком «Обыски и аресты» газета рассказала о том, как в канцелярию первого революционного батальона Красной армии явились два вольных человека и заявили, что у полковника Коха, проживающего по Госпитальной улице (ныне ул. Ленина от пр. Октябрьской Революции), есть склад оружия. Усадьба Коха была оцеплена. На вопрос, есть ли у него оружие, полковник ответил отрицательно. При обыске на чердаке в мякине обнаружено 12 винтовок, в кухне под земляным полом – ящик патронов. Кох и его два сына, офицер и солдат, арестованы и заключены под стражу.

Многих взволновал обыск в Иоанно-Мариинском женском монастыре, произведенный председателем реквизиционной комиссии штаба Красной армии Топуновым. Газета вынуждена была сообщить, что обыск проводился с участием настоятельницы монастыря. В кладовой у игуменьи обнаружены два револьвера, офицерская шашка и ружейные принадлежности. Кстати, найденные на чердаке настоятельницы 6 пудов сахара остались нетронутыми. Через два года игуменье Нине предложат «в 24 часа убраться с территории упраздненного монастыря со всей братией».

А в начале лета 1918 года над Ставрополем словно нависли тучи перед грозой. Поговаривали, что в городе готовится варфоломеевская ночь для буржуазии, интеллигенции и офицерства.

Справедливости ради надо сказать, что губисполком своим постановлением выступил против террора, требуя немедленно прекратить самоличные расстрелы, производимые без суда и следствия, предупреждал, что будет беспощадно бороться со всяким самоуправством и бесчинством, откуда бы оно ни исходило. Но кровавую машину уже невозможно было остановить.

17 июня на митинге Красной армии было официально объявлено о начале «немедленного уничтожения контрреволюции на местах, т. е. в городе». План, разработанный Коппе со товарищи, начал осуществляться в ночь на 20 июня. Из тюрьмы были выпущены матросы. Город разделен на 11 районов с назначенными на каждый карательными отрядами. Общее руководство поручено начальнику гарнизона Ашихину и коменданту города А. Промовендову. Вот что рассказывал В. Краснов, бывший в те годы ставропольским прокурором, в издании «Архив русской революции», выпущенном в Берлине в 1922 году: «Настало жуткое время для г. Ставрополя. Из уст в уста передавались сведения о произведенных за ночь арестах. Громыхали переполненные матросами грузовики с чем-то покрытым брезентом. Жители квартир с ужасом ожидали появления карательного отряда».

Одним из первых был убит А.А. Чернышев, педагог, бывший гласный городской думы, эсер, арестованный за то, что неодобрительно отзывался о Красной армии. На Холодном роднике было найдено тело отставного восьмидесятилетнего генерала П.А. Мачканина, участника Крымской кампании, покорения Кавказа и Русско-турецкой войны. Сын генерала Николай был застрелен лишь за то, что без разрешения забрал тело отца, чтобы предать земле…

Еще до этих кровавых событий среди ставропольского офицерства зрело решение о вооруженном выступлении против советского строя. Разоруженные большевиками офицеры Лысонского ударного батальона и Самурского полка тайно начали создавать боевую организацию, среди членов которой были также студенты, гимназисты. Возглавил ее полковник Павел Ртищев, уроженец Ставрополя, выпускник Тифлисского юнкерского училища, участник Первой мировой войны.

Офицерское восстание в ночь на 27 июня по ряду причин провалилось. Большинство его участников расстреляны. Павел Ртищев и его брат Петр были публично казнены на Ярмарочной площади (ныне район цирка).

После подавления восстания террор усилился, но теперь он был в большинстве направлен против бывших военных. Карательные операции продолжались до тех пор, пока приближение к Ставрополю Добровольческой армии не вынудило Красную армию в июле спешно оставить город. В этой поспешности свою роль сыграла провокационная телеграмма генерала А.Г. Шкуро, в которой он потребовал сдачи города в 24 часа, угрожая в противном случае разгромить его тяжелой артиллерией. На самом деле у него не было на вооружении не только тяжелых, но и легких орудий. 21 июля Ставрополь заняли белые.

После того, что происходило в городе с марта 1918 года, Добровольческую армию ждали с надеждой, но… Последующие события показали, что зверств было много и со стороны белогвардейцев. В своей телеграмме Шкуро обещал: «Сложивших оружие отпущу на все четыре стороны». Это оказалось пустым обещанием. В своих воспоминаниях генерал был вынужден отметить: «Корниловцы и стрелки ознаменовали, к сожалению, свое пребывание в городе рядом грабежей и насилий». К тому же хорошо известно, что возглавляемые Шкуро части, именуемые «волчьей сотней», отличались особой жестокостью и недисциплинированностью.

В Ставрополе было объявлено военное положение. Одним из первых вышел приказ военного губернатора генерал-майора Глазенапа о мобилизации и призыве в ряды Добровольческой армии. «Лица, уклонившиеся от явки по призыву, и пособники их, - говорилось в приказе, - будут предаваться военно-полевому суду для осуждения их по закону военного времени». (Вот вам и добровольческая армия. - Ред.)

Несмотря на строгость военного положения, беспорядки и бесчинства теперь уже белой армии продолжалась. В первую очередь репрессиям подвергались оставшиеся в городе большевики, сочувствующие им и Красной армии. Тюрьмы были переполнены, большинство заключенных не знало, за что они сидят. Попасть в тюрьму было почти равносильно приговору к смертной казни. В книге Ф. Головенченко и Ф. Емельянова «Гражданская война в Ставропольской губернии», вышедшей в 1928 году, приводится пример, когда в числе политических арестантов находился восьмилетний мальчик, приговоренный к 15 годам заключения «за услуги Красной армии».

В 1918 году Ставрополь еще дважды переходил из рук в руки. 28 октября Таманская армия, прокладывая себе путь на север для соединения с другими красными частями, отбила город у белых. И снова расправы… А 15 ноября, после многодневных боев, части Добровольческой армии вновь в Ставрополе.

К сожалению, номеров газеты «Власть труда» с июля 1918 года не сохранилось, а потом она на время прекратила свое существование. Возрожденная из пепла после ухода белых в 1920 году с новым названием «Власть Советов», рассказывая в одном из майских материалов о похоронах жертв белого террора, напишет: «Обнаружено 38 расстрелянных, 6 повешенных»; «Опознаны трупы: учителя Волкова, красноармейца Сагирова, фельдшеров Сиренишко, Калиновича, Мешко, машиниста Туапсинской железной дороги Рудича, монтера Костылева»; «Найдено 19 могил, в которых 40 трупов, обнаружено 56 трупов жертв, погибших от руки генерала Мустафина без суда». Там, где впоследствии возведут кинотеатр «Родина», в 20-е годы был установлен памятник жертвам белого террора. Сейчас на Крепостной горе стоит памятник солдату-красноармейцу.

Не установлено точное число жертв с той и другой стороны. Некоторые историки в наши дни ставят под сомнение правомерность такого определения, как «белый террор», считая, что погибших от «красного» было значительно больше. Здесь уместно привести слова главкома Добровольческой армии на Юге России генерала А.И. Деникина из его «Очерков русской смуты» (1921 - 1926): «Много написано, еще больше напишут об этой язве, разъедавшей армии Гражданской войны всех противников на всех фронтах. Правды и лжи. И жалки оправдания, что там, у красных, несравненно хуже, что многие тяжелые эксцессы являлись неизбежной реакцией на поругание страны и семьи, на растление души народа, на разорение имуществ, на кровь родных и близких. Пусть правда вскрывает наши зловонные раны, не давая заснуть совести, и тем пробудит нас к раскаянию, более глубокому…».

Пронзительно правдив и трагичен образ Гражданской войны в поэтических строках Марины Цветаевой:

Все рядом лежат -

Не развесть межой.

Поглядеть: солдат.

Где свой, где чужой?

Белый был - красным стал:

Кровь обагрила.

Красным был - белым стал:

Смерть побелила.

* * *

Начало:

Грозные годы. Щемящие звуки Марсельезы

Грозные годы. Монпасье, хлеба, зрелищ, оружия