Ночь в Ясной Поляне

До Москвы оставалось всего ничего. Пассажиры, которые выходили в Туле, уже толпились в коридоре, загромоздив проход сумками и чемоданами. Проплыл за окном вагона очередной станционный перрон, и как­то странно ­ будто не из жизни, а из литературы ­ мелькнуло название самой станции: Ясная Поляна. Мой попутчик, дружелюбный и разговорчивый, припал к оконному стеклу, словно что­то особое хотел там увидеть. Потом выпрямился, вздохнул, сказал задумчиво:

­ М­мда­а. Вот в этих местах я когда­то бросил пить. Окончательно и бесповоротно.

­ И кто же вам в этом помог? ­ спросила я.

­ Лев Толстой.

­ А как же он это сделал?

­ Подошел и сказал: не пей.

­ Прямо так и подошел? ­ рассмеялась я. ­ А Пушкина с Лермонтовым поблизости не было?

­ Нет, я серьезно, ­ ничуть не обидевшись, продолжил мой попутчик. ­ Понимаете, было это под самый Новый год, я случайно оказался в Москве, созвонился с другом детства и застрял у него на неделю... Представьте, в один и тот же день он получил звание майора милиции и ключи от новой трехкомнатной квартиры. Сами понимаете, как обильно и многократно все это обмывалось... Сослуживцы, родственники, друзья, гости. Столпо­творение. Словом, дня через три сознание у меня стало в некотором смысле видоизменяться, но избежать очередного приступа обмывания все равно не удавалось.

Наконец, к тридцатому декабря все вдруг утихло, и я обнаружил, что мы с Андреем сидим вдвоем на его новой кухне, за окном московская зима, на столе батарея полупустых бутылок и груды растерзанных закусок. Сидим, пропускаем по рюмочке, вспоминаем свою юность. Вспомнилось, между прочим, и то, как приезжали к нам в станицу японцы. Они снимали фильм о жизни Толстого на Кавказе, ну и мы для них одевались по­казачьи, на лошадях туда­сюда ездили, бабы песни старинные пели. Хорошие были японцы, вежливые. Особенно подружились с товарищем Акахито, это он сам себя так называл ­ «товарису Акахито». Средних лет, в очках, немного по­русски говорил. Мы его угощали самогоном, объясняли, что это «казачье сакэ». А в этом «сакэ» градусов под пятьдесят, так что товарищ Акахито замирал после первой же стопки. Замрет, посмотрит на нас и вдруг как стукнет кулачком по столу: «Эх, рюски зизнь, бесимислени и бесипосядни!» Мы ему сколько раз говорили, что это не жизнь, а бунт бессмысленный и беспощадный, а он все свое: «Эх, рюски зизнь!». Ну ладно... Вспомнили мы этого японца, Толстого. И тут Андрюха вдруг говорит: «Слушай, а давай махнем в Ясную Поляну? Побродим, посмотрим, где­нибудь там заночуем, а завтра вернемся». «Да как ты машину­то поведешь, ты же...». «А вот за это не беспокойся, ­ серьезно ответил Андрюха, ­ профессиональные навыки». В общем, оставил он записку жене, надел зачем­то парадную милицейскую шинель с майорскими погонами, ну и...

Ехать было весело. Мороз и солнце, день чудесный! Полупустая предпраздничная трасса. Машину Андрей вел прекрасно, хорошо было, но вот перед самой Тулой небо вдруг потемнело, снежок пошел. Сначала мелкий, потом все гуще. Еле­еле разглядели указатель на Ясную, свернули ­ и тут такая пурга началась! В жизни ничего подобного не видел. Метет и метет, воет и воет... Застряли мы в каком­то сугробе. Вокруг мрак, липкая темень. И такая же темень спустилась на мою душу... Голову вдруг словно железным обручем сжало, просто ад.

Чувствую, что во мне и гибель, и стыд, и бессилие. Эх, русская жизнь... Сколько прошло тогда времени, не помню, но, смотрю, пурга вроде утихает, а небо светлеет. И вот вижу ­ движутся к нам две фигурки. Одна пониже, другая повыше. Ближе подходят, ближе. Собака. А за ней какой­то мужик в больших валенках, в застегнутом наглухо тулупе. Собака подбежала, понюхала, тявкнула, дальше побежала. Подходит мужик. Наклонился, рукавом снег с ветрового стекла смахнул... А я посмотрел ­ Боже! ­ борода седая, брови несупленные, глазки маленькие, зоркие, серьезные... На голове черная шапочка, в руке палка. И что­то говорит нам, но из­за пурги не слышно. Тогда он машину обошел и с моей стороны лицо к стеклу придвинул. Пальцем погрозил и сказал ­ я по движению губ понял ­ «не пей больше!». «Не буду!» ­ закричал я. «Ну смотри», ­ сказал старик и исчез. И вот тут я понял, кто это был.

­ А дальше что? ­ спросила я, когда попутчик умолк.

­ А что дальше... Часа через два трактор появился, нас откопали, вытащили, но главное... С этой ночи стоит мне не то что выпить, а лишь подумать об этом, как сразу перед глазами ­ пурга, седая борода, грозный палец и это «не пей!»